Так называется книга, которая являет вам, дорогой читатель, неведомого доселе поэта, несмотря на то, что у него были публикации в журналах и газетах и даже вышли две небольшие книжечки, предстартовые по сути. То, что было до этого сборника, - только начальная часть долгого пути, разгон, необходимый для марафонской дистанции; запев, необходимый для сердечной песни…

Валентин Сергеевич Орлов, бывалый и тороватый человек, пришел к серьезной поэзии трудным, тележным путем. История русской культуры знает немало самоучек, имевших специальное образование, но сумевших добиться выдающихся результатов в иных областях: писатель Н.М. Карамзин - в истории; медик В.И. Даль, юрист И.И. Срезневский и художник А.Х. Востоков - в филологии; ученый-химик Бородин - в музыке, дипломат Ф.И. Тютчев - в поэзии, агроном М.М. Пришвин - в прозе… Большую часть своей жизни В.С. Орлов посвятил самоотверженному служению государству и достойно служил, ибо достиг больших чинов. Но сердце его все же принадлежало поэзии и редко, когда было невмочь, откликалось выстраданными строками на происходящее с его душой и родной страной. Вот пример: когда он трудился, ликвидируя последствия аварии на Чернобыльской АЭС, не мог не написать собственной кровью такие строки: «Запомнил он бойцов упрямый шаг - // Был враг жесток, был враг неуловим! -// Как погибали, строя саркофаг,// Как лил стеной бетон сквозь черный дым, //Как проникал невидимый рентген //В людскую жизнь, беря ее в полон…».
Естественно, что не сразу в нем, человеке нравственном, поэт сформировался как самостоятельная личность. На осмысление происходящего понадобилось немалое личное время, которого тогда у него катастрофически не хватало.
Детство и юность В.С. Орлова были невыносимо тяжелыми, впрочем, такими же, как мое и многих других детей «горьких лет России», ибо война, как написал Валентин Сергеевич, «…оставила в наследство //Лишь кресты да имена». Кресты - память об умерших от непосильной страды фронтового тыла, а имена - в память о тех, кто не вернулся с ратной страды. Это о них горестно извещали похоронки, да писали боевые товарищи: «Своим отцом вы можете гордиться…».
Но никому не поведал мальчонка о трагедии своей, ни с кем не стал делиться своим горем, как не стал и рассказывать о «нечаянном прозрении своем», но каждый раз, когда «беда стучится», он обращался сердцем за советом, словно к отцу, к истертому фронтовому треугольнику и ощущал прилив плодотворных сил.
Пока погибшие с нами - мы живы. Пока погибшие с нами - они бессмертны. А бессмертие их - Победа, выстраданная всеми. Значит, мы не только «дети войны», но, в первую очередь, дети Победы. Вот - созидательная и радостная мысль, согревающая нас и дающая нам право продолжать самоотверженно творить «русский смысл на поле бранном». Обращаясь к тем, кому никогда не понять наших устремлений, поэт утверждает долговечное:
Не постичь исток корней
Русской доблести и славы:
Защищали мы друзей -
В этом суть и мощь Державы!
Для поэта образ Державы - это родной Дом. А образ родного Дома философски вырастает в надежный символ Семьи, Рода и - выше - самого Народа. Таким, каким он был изначально в общеславянской. а потом и в русской истории, т.е. Домом Калиты: объединением, сохранением многих племен под одним духовным и государственным управлением.
Тот островок неповторимый
Хранится в памяти моей,
Где отчий дом, судьбой хранимый,
Ничем в душе не заменимый,
Стоит, и нет его родней.
Отчий дом - Отечество, которое «живет историей своей», в котором «…гостят в бескрайней горнице // Флаги разных кораблей. // В дивных поймах щедро кормятся //Стаи диких журавлей». Человек наблюдательный и потому объективный, объездивший многие земли, видевший иные красоты, оценивший значимое за границей, Валентин Орлов, вернувшись на родину, не может не воскликнуть:
Как легко и вольно дышится
В этой русской стороне…
Песня дальняя чуть слышится,
Согревая душу мне.
Для своей любви, застенчивой, но щедрой, поэт находит дивные определения: «Я не забуду город вечный, //Где пахнет юной стариной...», для нее же он готов «сердце выпустить на волю». Это о ней, родине своего детства, он мечтает, поседевший, но беспокойно-счастливый:
Кабы мне да ногу в стремя,
Сбросив лет седое бремя,
Унестись на миг туда,
Где под батин сказ не спится,
Где ребят лучатся лица
И журчит в ночи вода.
Многое бы отдал поэт за возможность заглянуть сегодняшним оком в страну мальчишеских дней. Хотя действительность диктует иное виденье:
Покосились предков избы,
Загнивают на корню,
Как «триумф либерализма»
Доживают жизнь свою.
«Не могу смотреть без боли // На родимое село…», - горюет поэт, видя трагедию русской деревни. И, разумом все понимая, восклицает: «Так по чьей же злобной воле //В эту бездну завело?»
Не дело поэзии отвечать на такие вопросы - дело поэта ставить их перед совестью своей и перед людьми, чтобы отвечали на них конкретными поступками. Насущная обязанность поэта заключается в том, чтобы напомнить своим соплеменникам о любви к ближним, к отчему дому, к материнскому языку, к соблюдению заветов своих предков. Пестуй святыни, и воздастся тебе равной мерой!
Этому учит нас книга Валентина Орлова, написанная ясным слогом и с доверительной интонацией.
Когда-то любимый мной Михаил Михайлович Пришвин заметил, что в литературу ведут два пути: один - лермонтовский, завершившийся в неполные двадцать семь лет, а другой - пришвинский, начавшийся в тридцать три года. Валентин Орлов определился как поэт после сорока лет. У него есть еще время для полного созревания таланта. Залогом тому - «Островок неповторимый», книга, честная и светлая, которая говорит нам не только о лирических способностях поэта, но и о философских возможностях его.