Анатолий Федорович Кашеида (Кошеида) родился 14 августа 1928 года в местечке (ныне - городе) Тальное, Киевской (Черкасской) области в семье служащего. Юность его пришлась на Великую Отечественную войну. Он учился в средней школе, затем - в техникуме в г. Краснодаре, откуда поступил в Бакинское военно-морское подготовительное училище, которое окончил в 1947 году. В этом же году стал курсантом Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе (ныне Военно-морского института). В 1951 году был выпущен из училища с квалификацией гидрографа, званием "лейтенант" и назначением в распоряжение командующего Тихоокеанским флотом (тогда - 5 ВМФ). Там его определили гидрографом 69-й отдельной радиодальномерной гидрографической партии, в которой он находился до мая 1954 года. 6 мая его назначили начальником запрашивающей станции, а 21 июля присвоили звание "старший лейтенант". Но флот уже находился на пороге очередной "перестройки". 7 апреля 1958 года приказом ГК ВМФ Кашеида был уволен в запас по сокращению штатов (ст. 59, п. 6) и направлен в ведение Сталинского райвоенкомата г. Одессы. К тому времени он учился в Литературном институте имени А.М.Горького в Москве. После окончания этого института в 1959 году полностью посвятил себя журналистско-литературной деятельности: работал в агентстве печати "Новости" в Москве, был представителем этого агентства в республиках Мали и Гвинея, состоял редактором на киностудии имени А.Довженко. Следует заметить, что ещё до поступления в военно-морское училище Кашеида свободно владел французским языком и со словарем -английским. Скончался он в Умани 19 июня 1998 года. Стихи Анатолий Кашеида любил и писал с детства. Его основные публикации - сборники стихов: "Я люблю", "Матросское море", "Считает мили лаг", "Лебедь белый и лебедь черный - дружат", "Африка открывается", "Материк", "Твердый берег"... В последние годы жизни он работал над повестью "Демон Сократа", показывал её Борису Можаеву, с которым дружил. Можаев хвалил повесть, но советовал ещё немного над ней поработать. Они собирались встретиться в Переделкино, но так и не встретились: ни того, ни другого не стало. Рукопись повести лежит у дочери Анатолия Кашеиды Анны Анатольевны и, насколько нам известно, она была бы рада найти издателя.

Будет море меж нами

1.

Идет от ледяных полей
Холодный свет слюды.
Но вижу почерк кораблей -
Посреди льда следы.
Они в заливе круглый год,
Им трудно промерзать.
А мы опять
Идем в поход.
..."По местам стоять!
С якоря и швартовых сниматься!.."


2.О платочках

Когда уходит в море тот,
Кто любит и любим,
Ему привет подруга шлет
Платочком голубым.
А моряки идут на ют
И отдают ей честь...
Так в каждой песенке поют,
В которой... море есть.
Нам не махал никто платком,
Был молчалив причал.
Не оттого, что нет о ком
Скучать(когда б скучал),
А потому, что есть у нас
Закон,
В ладу мы с ним:
Когда уходим - день и час
Мы про себя храним.


3."Убрать сходни!"

А между тем,
любовь, прости!
Приходит час, когда
Мы отключаем провода
Береговой сети.
Плафоны кубриков, кают
Пригасятся чуток.
Миг - и электрики дают
Обучай!


* * *

Дня вступленье
ничто еще не предвещало.
Небо тлело, мерцая на кончиках рей.
Упираясь ладонями в стенки причала,
Тихо море плескалось у лап якорей.
Но шершавою спичкою,
к небу прижатой,
Зажигая восход,
полоснула звезда,
И тогда
У причалов
клюзами
жадно
Ветерок с океана втянули суда.
Выплывало светило,
стряхнув с себя море,
И падение моря улавливал слух.
Так пришел этот день расставаний,
в котором
Расставанья не станут
началом разлук.
Иногда расставанья необходимы,
И тогда в нашем сердце
нет места печали.
Будет море меж нами,
и будем в пути мы,
Час настанет,
мы к берегу снова причалим...


Стихи о начале похода 1.

Волну сковал ледовый штиль.
Залив - сплошная гладь.
Но не изменит все же киль
Привычке лед ломать.


Рожденье

Она родилась
У дюн залива -
Пока лишь подобие корабля.
За ней, "Малюткою", терпеливо
Ухаживали на стапелях.
Волна за волною, взявшись за руки,
Слышали, прыгая на причал,
Как колыбельную песню сварки
Пели рабочие по ночам.
Ей номер присвоили
надписью дарственной
Еще до того, как сняли "леса".
И оптики, лучшие в государстве,
Смотрели в ее голубые глаза.
Ласкалось море
о камень прибрежный,
Радуясь новой своей родне.
Два крана лодку подняли нежно
И передали няньке-волне.
Басил в отсеках голос комдива:
- Какая красавица, просто диво! -
А под началом старшин суровых
На пирсе, где берега рвется нить,
Стояли матросы в негнущихся робах,
Те робы еще предстоит оценить!
Матросов еще не назвать моряками:
Как робы нестиранное полотно,
В морях предстояло
обмять их боками,
Всплывая и вновь опускаясь на дно.
Пусть тесно в отсеках,
как в хлебной каморе:
Рассчитывай шаг и движенье плеча.
Да здравствует лодка, погодка и море!
Ну что ж, старшина,
Мы - твои,
Волнуясь, он не обратит вниманья.
Едва земную робость одолев,
Почувствовав себя частицей флота,
Он с первых же минут на корабле
Живет весь ожиданием похода.
И вот уже рябит морская гладь,
И ветер голос пробует у тросов,
И жесткая команда "Трап убрать!"
Внезапно душу всколыхнет матроса.
Все шире будет моря полоса
Меж кораблем и стенкою причала.
Тогда внезапно бросится в глаза
И то, что до сих пор не замечал он:
Увидит, как, послушная ветрам,
Перехлестнет корму волна шальная,
И закрепленный не сорвется трап,
О возвращенье нам напоминая.
Гудящую матрос полюбит снасть,
В его душе уляжется тревога.
Все, что с землею связывает нас,
Всегда с собою мы берем в дорогу.
И но беда, когда он, осмелев,
Морское слово вставит в разговоре, -
Он шире зашагает по земле,
Которую теперь увидел с моря...
...Мы любим эту жизнь.
И потому,
Впервые трап увидев молодыми,
Матросами приходим по нему
И сходим адмиралами седыми.


* * *

Колыбель души моей, о море,
Горизонт, откинутый вперед,
Ненадежно-зыбкая опора,
Ставшая крепчайшей из пород.
Знаю,
если любишь, то не бросишь.
Вот опять стучишься о металл.
Что еще?
Какой ты жертвы просишь?
Морю я всего себя отдал.
И за все подаренные годы
Брал лишь то, что было под рукой:
Взял глаза я цвета непогоды,
И суровый нрав, и непокой.
Но уже заполнена страница.
Увольненье выписано -
мне.
В памяти - моих матросов лица
И плывущий вымпел в вышине.
Как уйти, чтоб ты не осерчало?
Как остаться навсегда с тобой?
Живы мы, покуда у причала
Место нам отводится судьбой.
Те ветры, что над сопками гремят.
Есть города, где знойный дух акаций
Перебивает моря аромат.
Ты не такой.
Когда в конце июля
Прорвется ливень, краток, но жесток,
Знай: воды Океана заглянули,
Чтоб помнил ты о нем, Владивосток!
Твоей зимы не выдержит чинара.
Здесь торжествует низкорослый дуб.
Но он сродни матросу, что на нарах
Спал, у воды поставив первый сруб,
И, флаг морской пристроив на стро-
пилах,
В Тигровой пади голодал и мерз.
Путь преградили скалы - он пробил их
От мест родных за десять тысяч верст!
Рожденный морем. Дружен с моряками.
И на застывшей выстроен волне.
Здесь в вечном споре Океан и Камень.
Владивосток -
таким ты дорог мне!


Материк

Неизъяснимое одно
Ко мне приходит ощущенье,
Приходит исподволь оно
Тревогой перед пробужденъем,
Живет таинственно, пока
Я не услышу многоосный
Бегущий к дому гул колесный.
Дом - видно, якорь моряка.
Все испытать: стать моряком,
Увидеть, как вдали от флота
Предстанет мир материком,
Неровным кругом горизонта;
Все пережить: свою любовь
И боль свою в словах не выдать,
В себе ранимого не видеть,
А видеть: мир любви не нов,
Не изменился, что ни делай;
И в нашей форме черно-белой
Жить сухо, без полутонов;
Жить тою жизнью, что привык:
Рвать пуповину - нить причала
И вдруг понять,
Что материк
От слова мать
Берет начало...


Стихи о корабельном трапе

Когда матрос приходит на корабль
Осваивая новые названья,
Случается, на корабельный трап,
Свой, корабельный ток.
А солнце сопки золотит.
Норд-вест еще не крут.
Вот боцман Королев следит,
Как сходни уберут
И как подаст концы матрос
С другого корабля...
Сам боцман в море жил и рос,
Корабль Љ его земля.
С военной службой он в ладу
Почти что двадцать лет.
И он, как корабли во льду,
Оставит в море след.


Хозяин

Опал туман и стал росой.
Продрогли человек и птица.
И ходит океан босой
По мокрой палубе эсминца.
Везде оставил он следы,
Все задевая, что б ни видел:
В шпигаты он нагнал воды,
Метнулся холодком под китель;
На шлюпке завернул брезент;
Заставил боцмана по ходу
Пройтись до шлюпок буквой "зет"
И клясть вполголоса погоду.
Но разглядел я на мысу
Маячный кубиковый домик -
И с пеленгатора росу
Согнали твердые ладони;
В два слова боцман уложил
Азы морской своей науки -
И новичок брезент на шлюпке
При нем оправил, как пришил;
И каждый к бою был готов
На выбранном для боя галсе -
И тот же Океан
ломался
У нас на лопастях винтов!


* * *

Глазами осторожного оленя
Глядит на бухту "Мерзлую" тайга:
Откуда здесь железные тюлени?
И как смешны их пухлые бока!
Олениха ревниво прокричала,
Качнулось эхо, здешний старожил.
Подлодки спят у нового причала,
Сосновый брус под ухо подложив.


Владивосток

Есть города, где море даровое
Лениво лижет пляжные пески,
Где море без прилива и прибоя.
А я не мог прожить там без тоски.
В них никогда
Не смогут разгуляться