Музы не молчали на войне... Эта крылатая фраза редко относится к нехарактерной художественной форме - документальной поэзии переднего края...

Петр Качесов в июне 41-го добровольцем ушел на фронт и уже в 1942 году лейтенантом принял боевое крещение. Воевал в Сталинграде, на Курской дуге, освобождал Украину, Белоруссию, Польшу. Закончил войну в Берлине 45-го в составе "жуковского" 3-го Белорусского фронта. До своей кончины в 1997 году его связывала фронтовая дружба с бывшим однополчанином - полковником в отставке Евгением Дрокановым. Он и переслал в редакцию эти строки, с хронологической точностью и неподдельной эмоциональной правдой передающие дух Солдата Нашей Победы. Там, в окопах Сталинграда, из которых он уже видел купол рейхстага... Не судите строго о поэтической грамотности Солдата. Главное - он смог победить. В том числе, того самого немецкого генерала, который "попунктно" готовился к своей победе...

"В три пятнадцать - наступленье на советское селенье.
Ровно сорок пять минут по деревне пушки бьют.
С четырех и до пяти итальянцам в бой идти.
А за ними венгров рота и румынская пехота.

Ровно в пять - село занять, флаг со свастикой поднять.
От пяти и до шести - о трофеях донести.
Час - на отдых для солдат. В девять - фюреру доклад...
От семи и до восьми - "встреча с местными людьми" -
("Всех кто есть догнать на площадь, разговаривать попроще")"

Все разбито на минуты, пунктуально учтено
И продумано как будто и весьма продума... НО.
В три пятнадцать - отступленье от советского селенья.
Ровно сорок пять минут у деревни фрицев бьют.

С четырех и до пяти - все смешалось на пути:
И румынская пехота и разбитых венгров рота.
А отборный полк "СС" - тот на мины сам залез.

В пять - немецкий генерал всех штабистов растерял.
От пяти и до шести - сам в себя не мог прийти.
От шести и до семи- "встреча с местными людьми".
Генерала в плен ведут - "люди" вслед ему плюют...

Всем хорош устав немецкий. Все как будто учтено,
Чтоб разбить народ советский пунктов всех достаточ... НО
В колесе немецком палка - наша сила и смекалка.
И на этом колесе немцы будут аккуратно
На Берлин катить обратно, НО - докатятся не все!..

Добывай же с боем славу перед немцем не робей.
Бей по нашему уставу - как сподручней, так и бей.

Сталинград. 1943 год.

Осень на Пискаревском кладбище

Проливная пора в зените,
дачный лес
почернел и гол.
Стынет памятник.
На граните
горевые слова Берггольц.
По аллеям листва бегом.."
Память в каше,
печаль в металле,
машет вечным крылом огонь.
Ленинградец душой и родом,
болен я сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет.

Память к ним пролегла сквозная,
словно просека
через жизнь.
Больше всех на свете,
я знаю,
город мой ненавидел фашизм.
Наши матери,
наши дети
превратились в эти холмы,
Больше всех,
больше всех на свете
мы фашизм ненавидим,
мы!

Ленинградец душой и родом,
болен я сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет.

Петух
Был сбрит фугаскою этаж,
и по ее злой воле
теперь жильем нам был "блиндаж",
а попросту - подполье.

Недель, пожалуй, больше двух
мы там квартировали.
Погибло все...
Один петух
гулял среди развалин.

Погреться он у огонька
наклонность обнаруживал...
А ведь любой из нас быка,
ну не быка, так петуха
мог съесть бы
после ужина!

Но мы гордились, смех не смех,
что есть у нас скотина!
Да и потом, петух на всех -
ну как слону дробина.

Да и потом, мы были все ж
не злее той фугаски...
Придешь с поста, чайку попьешь -
и на бок по-солдатски.

Ложишься спать, да прямо в пух,
в колючий пух из хвороста...
Будил призывно нас петух
непризывного возраста.

* * *

Злые встречи с войной
до скончания века
на дорогах любых предназначены мне.
Я в Осетии
видел лицо человека,
потерявшего семь сыновей на войне.

Он считал имена
жестяными губами,
и покоя не знал его ищущий взгляд.
А недавно скончалась вдова на Кубани,
на войне потерявшая
девять ребят...

Будь десятый, она б и десятого сына
в белой хате своей
удержать не смогла...
Даже слушать об этом и то непосильно,
от рассказов душа выгорает дотла.

Традиционный сбор

Как не помнить о блокаде,
как не помнить,
не пойму,
если вижу
облака те,
все в бадаевском дыму.

Как не помнить о блокаде:
чуть оглянешься назад -
пред тобою
на плакате: -
"Не допустим в Ленинград!"

Снова в день хороший
горе
помнится еще сильней:
вот опять
сижу на сборе
в школе гаванской своей.
Ни Катюши нет,
ни Димки...
Метрономом в голове:
"Лишь один...
один...
один ты
из всего шестого "В"..."

Фотография
Адольфу УРБАНУ

Этих черт артистически гордых
и прекрасных волос не узнать...
Что за страсть -
целить оптикой в мертвых,
зарисовывать,
слепки снимать?
Заверяю, что это безбожно:
пусть останется тайною смерть.
Посмотрел -
и теперь невозможно
на другие портреты смотреть,
на которых он молод,
и весел,
и, как будто в полете, красив.
И среди рукоплещущих кресел
и сегодня
как будто бы жив...