Три частных эпизода раскрывают сегодняшнюю ситуацию в Сербии ярче, чем фолианты современной балканистики. Год 1998-й: штаб американских миротворцев в Боснии. Очередное патрулирование подводится под букву боевого приказа. В стандартной четвертьстраничной преамбуле сербы три-четыре раза упомянуты в контексте «пресечения провокаций», «поиска военных преступников» и прочего «геноцида». При содержательно аналогичном устном инструктаже американский офицер сербского происхождения не без сарказма предлагает заменить «сербов» на «противника», как того требует боевой устав. На что следует нелегкое - через паузу - резюме американского комдива, что, мол, с политкорректностью в миротворческом приказе, может, и не все ладно, но по сути…
2003 год: в пресс-службе правительства Черногории, уже удаляющейся от Сербии, извинительно объясняют: «Если бы сербы могли себя «переименовать» в каких-нибудь «еврославян», союзу с Белградом ничто бы не мешало». И уже совсем в сердцах добавляют: «Вот ведь судьба - чтобы быть ближе к Европе, мы и себя называем «монтенеграми», но не югославами!» И уже на прощанье то ли спрашивают, то ли утверждают: «Все равно ведь Россия защитит православие…». Прошло еще около пяти лет. И уже помощник сербского премьера-демократа Коштуницы признается, что независимо от «кормящей» партпринадлежности, голосует за радикалов-националистов, ибо «это - единственная партия, которая защищает сербов, а не свои программы». Круг замкнулся. Второй тур президентских выборов состоится 3 февраля.
Первый, состоявшийся 10 дней назад, принес 39 процентов голосов радикалу Томиславу Николичу и 35 - евролибералу Борису Тадичу. Первый, будучи олигархом континентального значения, не расшифровывает своих «евроинтересов», но с сербским упорством скандирует: «Сербское Косово. Славянство. Россия». Нынешний президент Тадич во главу угла ставит все то же единство страны, но в остальном предлагает формулу равной близости к Западу и Москве. Оказавшийся между ними премьер Воислав Коштуница - местный «яблочник» с патриотическим «наливом» - поддерживает прагматика Тадича, но резонно предполагает: «Сербы проголосуют за того, кому поверят, что он не сдаст Косово». Николич в подтверждение своих взглядов готов разорвать отношения со всеми, кто признает независимость косоваров и даже - оказать военную поддержку тамошним соотечественникам. Кроме того, он предлагает нам создать в Сербии военную базу, говорит о Югославии в будущем времени, намекает на конфедеративные отношения с Москвой и почти как Уго Чавес призывает к антизападному единству, когда «для этого созреют условия».
Но российский президент, едва вернувшись из Софии, предпочел принять Тадича с Коштуницей, иными словами, поддержать прагматиков. 25 января Россия в лице Газпрома получила контрольный пакет сербского энергохолдинга «НИС» и замахнулась на приобретение национальной авиакомпании JAT. Документальное «продление» газопровода «Южный поток» из Болгарии через Сербию становится важнейшим доводом в пользу российских магистральных поставок газа в Южную Европу, прежде всего, Италию. С учетом ведущихся переговоров о «защите черногорского православия» и внепартийной заинтересованности итальянских потребителей эта ветка обещает стать главным политико-энергетическим достижением России последних лет. Ибо обходящий нас и тоже выходящий в Болгарию наземный газопровод «Набукко» (Каспий-Турция) спрямленного пути в Италию не получит из-за преимущественной принадлежности сербских и, «Господу молимо», черногорских труб.
Сложнее обстоит дело с равной близостью. С одной стороны, Евросоюз, заманчивый не только для однопартийцев Тадича, безусловно заинтересован в параллельном натовском поглощении Сербии. С другой стороны, вряд ли натовцы прямо сегодня рассчитывают на сербское гостеприимство. Поэтому Тадич в целом принял условия поддержки своей кандидатуры Москвой: энергетическое благоприятствование и вненатовский статус. Взамен мы обещаем солидарность в вопросе продления ооновского, но не евросоюзного (лишающего нас влияния) мандата для Косово. Трудно сказать, какие предложения привезет в Москву Николич, объективно не снижающий процент общесербской поддержки. Но строить базу в окруженном натовцами центре Балкан, мягко говоря, бессмысленно, а славянское единство сильно отдает платонизмом. Да и на «антизападную ось» в лице России и Китая Сербия не очень-то нанизывается, не говоря о том, что она не нужна ни нам, ни Китаю.
Понятно, что и Запад владеет - в виде Косова - регулятором отношений всех трех заинтересованных сторон, имея в виду Белград и Москву. Причем перспективы этого регулирования выглядят тоже не очень явными. Предоставление косоварам независимости вызовет не только националистический подъем в Сербии, но и вполне предсказуемую изоляцию Белграда. Тем более что на силовое воссоединение с автономным краем вряд ли отважится даже Николич. Отсрочка же с косовским статусом, не менее зависящая от Запада, продемонстрирует любой белградской власти, от кого зависит будущее тамошнего федерализма. Об усилении в этих условиях «славянского единства» (читай: энергетической интеграции с Россией) говорить будет сложно. Самим же сербам всегда хочется быть сильными и независимыми. Но так, чтобы внешняя оценка их «поносности» (по-сербски - гордости), имела бы еще явный материальный эквивалент. Впрочем, когда речь идет о Сербии, явности - традиционно немного.

PS. Когда номер готовился к печати, стало известно, что на прошедших в Сербии выборах с небольшим перевесом победил Б. Тадич.