ТУМАН НАД ПИТЕРОМ
Туман, туман над Питером -
над зеркалом невытертым
Невы - вспотевшей, матовой -
под облаками мятыми.
Иду-бреду по Невскому,
и улыбнуться некому…
Весна туман навесила,
и что-то мне невесело.
А я сегодня - самая.
Смотрюсь в семнадцать - дамою.
C высот моих семнадцати
так хочется смеяться!
На мне цилиндр сиреневый,
на мне пальто лиловое,
и кожею шагреневой
блестят ботинки новые.
Перчатки тоже новые -
тобою не целованы.
Но кто-то, мною встреченный,
их поцелует вечером.
А на асфальте лужицы,
в них город тихо кружится…
Я хороша отчаянно,
а вы не замечаете…
А я успела вырасти
из розовой советскости.
А я дарую милости
с такой небрежной
светскостью!..
И от моей небрежности -
рукой подать до нежности.
И от моей усталости -
так далеко до старости!
А в напускной французскости
такая примесь русскости…
Короче - се ля ви! -
я в шаге от любви.
Румянец небо дымное
покрыл перед закатом.
И звездами-дождинками
весь горизонт закапан.
Отстукивают часики
последние мгновения…
Вот-вот - и выйду к счастью я,
словно к стихотворению.
Пока иду неузнанной -
какая юбка узкая! -
шагаю осторожно я,
как будто заморожена…
Духи - считай парижские! -
изысканные, рижские.
С таким названьем оперным,
волнующим, прохладным -
мне угрожает обморок
от их томленья гладкого…
А я чуть-чуть целована,
а я чуть-чуть раскованна!
Со мной играть - рискованно,
и целовать - рискованно.
Ах, будут ночи лунные,
ах, будут встречи летние!
А вы такие юные -
мои друзья последние…
А нынче - вечер мартовский
меня ведет к судьбе.
Запутанной, туманною
дорогою к тебе.
Я гиацинты белые
на ворот приколю,
как символ твоей смелости
и твоего «люблю!».
Какое небо нежное
над питерской весной!
И профиль твой онегинский
плывет передо мной…
март 2006г.
РАЗГОВОР С ДЕКАБРЕМ
Декабрь!
Ночи простертое крыло -
светло от снега и от звезд светло.
Декабрь!
Меня родивший невпопад
каких-то горстку лет тому назад.
Декабрь!
Мою качавший колыбель,
стеливший нежно под ноги метель,
снежинкой увенчавший
гордость лба -
мое начало и моя судьба!
Декабрь!
Моя торжественная ночь -
длиннее долгого.
Приди помочь!
Меня своим пространством осени
на все мои оставшиеся дни.
Пусть лампа кажется звездой
в ночи,
пусть сердце очарованно стучит,
и пусть моя бессонница
во мгле
меня удержит на ночной Земле.
Пускай кольцом сжимает тишина
в своих объятьях.
И в окне луна,
как в проруби, попалась -
и дрожит,
мое ночное бденье сторожит…
Декабрь!
Когда, в какой полночный час
мы повстречаемся
в последний раз?
Прошу тебя, о том не говори -
зажги свои ночные фонари…
И на странице белой снеговой
оставлю я тебе автограф свой…
Ну, а пока…
Мерцаньем наполняя
всё вокруг,
приходит полночь,
как старинный друг,
и вновь часы, бесстрастно прозвеня,
торопят мое время и меня…
Опять я в снежной мучаюсь ночи,
и сердце очарованно стучит,  
и за любовью - пьяная слегка -                        
спешит моя летучая строка…
ПРАГА И НОЧЬ
Прага и ночь в ворожбе
снегопада.
Сладкое-горькое слово
«не надо»!
Скрипка колдует
под каменным сводом.
Сладкое-горькое слово
«свобода»!
Мальчик задумчивый в свитере черном,
что ты смычком ворожишь увлеченно?
И прорастает мелодии чудо
русским цветком, завезенным оттуда...
Белая-белая вязь снегопада.
Черная-черная ночи громада.
Сладкое-горькое пение скрипки.
Сладкие-горькие наши ошибки!
Прага и ночь.
Обещание счастья
окнами - настежь
и музыкой - настежь,
медленным снегом,
затмившим красиво
сладкое-горькое слово
«Россия»!
 * * *
Под розовым небом белели аллеи...
Что может быть пражского снега белее?
И тени на белом слегка
голубели.
Они не могли быть иными
на белом...
А снег, между тем, совершает движенье -
свое бесконечное
снегокруженье!
Но Влтава не стынет, как русская Волга.
И Праге белеть остается недолго.
Из белого плена вытаскивать ветки
деревьям -
навстречу весенней расцветке.
Платаны озябли -
им много ли надо? -
стоят голоногие в сумерках сада.
А туя - туземка - она не сдается:
зеленой на белом темнеть остается.
И русской зимы отголосок, виденье
растает, как дым или
как сновиденье.
Куда-то уйдет, пропадая
в тумане,
какое-то русское очарованье.
Куда-то исчезнет легко
и неслышно.
Пушистый покров растворится на крышах...
И все-таки снег невозможное может:
люблю, когда он разделяет
и множит,
когда он ложится
на темные лики,
одев в домино этот город великий…