Так уж случилось, что конец 1923-го и начало 1924 года для Сергею Есенину пришлось провести в больницах. Сначала он оказался в профилактории имени Шумской - это случилось 17 декабря. Окончилось
его пребывание там, кажется, в начале февраля. И вот уже  3 февраля он поступает в Шереметевскую больницу (ныне институт имени Склифосовского) с диагнозом «рваная рана левого предплечья». И все же, кочуя из клиники в клинику, Есенин продолжал плодотворно работать. В этот период, в дни глубокого душевного кризиса он жил своими стихами. В профилактории Сергей создает «Вечер черные брови насопил…», замечательное стихотворение, ставшее заключительным в цикле «Любовь хулигана». В Кремлевской больнице, куда его перевели из Шереметевской, он пишет «Годы молодые с забубенной славой…». А покинув больничные учреждения, Сергей Александрович создает подлинную жемчужину - «Письмо матери».

 

Случилось это после 19 марта, когда он снова поселился на некоторое время в чужой квартире, у И.В. Вардина. Но здесь, несмотря на старания заботливого хозяина, Есенин ощущал отсутствие обычного человеческого уюта. Это как-то сказалось и на стихотворном послании. И все же, как вспоминала позже Г.А. Бениславская, именно «Письмо матери» стало «началом цикла трезвых здоровых стихов». В «Письме» он стремился найти душевное успокоение в любви к матери, ощутить ее ласку, доброту и внимание…
Впервые «Письмо» было опубликовано в третьем номере журнала «Красная новь» в апреле-мае того же 24-го. Тогда на эту публикацию одним из первых откликнулся критик Г. Лелевич. Он отрицательно отозвался о стихах С. Есенина, опубликованных в журнале. Оценив «Годы молодые…» как «припадок мрачного отчаяния», он и о «Письме матери» писал, что оно «ни на йоту не радостнее». Конечно же, пребывание в больницах не могло не найти какие-то отзвуки в творчестве. И все же не на этом следовало бы делать акцент критику.
Высоко оценил эти стихи А.З. Лежнев, писавший в январском номере журнала «Современник» за 1925 год: «В богатом стихотворном отделе “Красной нови” на первое место надо поставить стихи С. Есенина. В третьей книге журнала Есенин еще весь в настроениях “Москвы кабацкой”, хотя в его прекрасном “Письме матери” смутно намечается какой-то перелом, какой-то переход к другому строю чувств».
Не менее высоко оценил «Письмо матери» И.Н. Розанов. Прочитав номер «Красной нови», Иван Никанорович писал: «…В книжке…нам попадаются такие стихи, которые способны, как уверяли нас многие читатели, тронуть до слез. Так умели трогать Пушкин, Некрасов, Блок. Вот есенинское “Письмо матери”… По некоторым выражениям и по сердечности тона стихотворение это напоминает пушкинское послание к няне “Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя…”. После грома, шума, а подчас и буффонады Маяковского, после словесных хитросплетений и умствований некоторых других наших поэтов читателю можно отдохнуть хотя бы на время на этих строчках крестьянского поэта, проникнутых истинной интимностью».

 

А редактор того журнала, где увидели свет строки Есенина, А.К. Воронский, свидетельствовал, что «Письмо матери» и другие стихотворения «получили широкое распространение и заучиваются наизусть».
Обратил внимание на стихотворение в «Красной нови» и молодой ленинградский композитор Василий Липатов. Он был потрясен «Письмом» и буквально за один день сочинил мелодию. Кто-то из певцов, которым часто аккомпанировал композитор, захватив с собой ноты, разучил песню и исполнил ее. Ноты, как и само стихотворение Есенина, переписывались от руки. Не прошло и недели, как «Письмо матери» запели в Москве, в Одессе, а затем и по всей России. Мелодия В. Липатова нашла отклик в душах многих и многих тем, что она противостояла распространявшейся тогда мещанской нэпмановской музыке.
С автором проникновенных поэтических строк Василий Липатов познакомился в том же
1924-м, во второй приезд Сергея Есенина в Ленинград. За время этого полуторамесячного пребывания в городе на Неве (середина июня - июль) поэт встречался со многими старыми друзьями, знакомился с новыми. Часто с некоторыми из них он посещал пригороды Ленинграда, выступал на различных вечерах. Вместе с ленинградскими поэтами-имажинистами Всеволодом Рождественским и Иваном Приблудным Есенин неоднократно посещал Детское Село, где выступал с чтением стихов в санатории научных работников и в Ратной палате Федоровского городка.12 июля он выступил с большим успехом на вечере в сестрорецком Курзале. А на другой день вместе с группой писателей, поэтов и художников на зафрахтованном Всероссийским союзом писателей пароходе побывал в Петергофе. Об этих посещениях пригородов рассказывали в разное время современники поэта.
О знакомстве Сергея Есенина с Василием Липатовым известно не очень много, но есть свидетельство тому что они вместе дважды побывали в те летние дни в Кронштадте. Об этом спустя многие годы вспоминал военный музыкант Балтийского флота капитан-лейтенант Виталий Петрович Гаврилов. Не помня по прошествии времени точной даты, он рассказывал нижегородскому краеведу Борису Терехову: «Это было в июне или июле 1924 года. Тогда я служил штабным музыкантом Балтийского флота, играл в духовом оркестре на тубе-2...
Однажды во время репетиции в морских казармах к нам в помещение музыкальной команды вошли два молодых человека. Как выяснилось, это были поэт Сергей Есенин и ленинградский композитор Василий Липатов.
 - Товарищи краснофлотцы! - обратился к нам композитор после приветствия. - Мы пришли к вам с Сергеем Есениным, чтобы провести у вас вечер.
При имени «Есенин» мы все притихли и во все глаза стали разглядывать симпатичного молодого поэта. Даже среди моряков он выглядел красавцем.
Есенин ничего не говорил, он стоял и молча слушал Липатова. Но его выдавали глаза и бледное лицо. Глаза его почему-то были полны трогательной грусти. Можно было подумать, что поэт болен или чем-то расстроен.
 - Скажите, - спросил нас композитор, - играете ли вы песню “Письмо к матери”? Так вот, Сергей Александрович хочет у вас выступить и прочитать речитативом под музыку свое стихотворение. Если вы согласны, то давайте порепетируем.
Мы, конечно, обрадовались, достали партитуры, и репетиция началась. Песню мы все знали, исполняли хорошо, но слишком громко играли, заглушали музыкой голос поэта, и Есенин вынужден был несколько раз заметить:
 - Только потише играйте.
Когда его мелодичный и грустный голос стал слышен отчетливо, он успокоился.
Во время репетиции мы иногда останавливались, и композитор вносил в музыку некоторые изменения. Когда репетиция кончилась, Есенин простился с нами и пообещал приехать на вечер.

 

Через два дня он выполнил свое обещание и вместе с Липатовым снова был у нас. И снова можно было заметить и бледное лицо поэта, и усталый вид, и грустные глаза.
Но вот начался вечер. Есенин вышел на сцену и раскланялся. Краснофлотцы радостно бурными аплодисментами встретили поэта. Тихо заиграла музыка, Есенин посмотрел в сторону музыкантов, прислушался и стал читать:
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Это было что-то необыкновенное. Несмотря на то, что мы были увлечены игрой, мы слышали до боли грустный голос поэта. Усиленные музыкой трогательные слова так и резали по сердцу. Вы не поверите, хотелось плакать. Плакать от жалости к одинокой матери, оставленной единственным сыном.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
Есенин кончил читать, стихла музыка, и разразился неистовый шквал аплодисментов. Поэт поклонился и ушел за кулисы. Перед тем он имел намерение прочитать еще несколько стихотворений, но на сцену больше не вышел. А нам так хотелось его увидеть и услышать, и мы сидели, ждали, смотрели на сцену. Но к нам вышел Василий Липатов.
- Сергею Александровичу нездоровится, - сказал композитор, - и он извиняется перед вами. Видимо, ваше внимание так на него подействовало, что он сидит в уборной потрясенный и, кажется, плачет…
Вскоре Сергей Есенин и Василий Липатов уехали».
Несколько слов о композиторе. Василий Николаевич Липатов был уроженцем той же Рязанской губернии. Призванный на военную службу, он четыре года воевал на фронтах гражданской войны, командовал кавалерийским взводом. Вернувшись в свое приокское село, он занимался крестьянским трудом, заведовал сельским клубом.
В Петроград Василий отправил ся с желанием окунуться в большой мир бурной эпохи, с надеждой поступить в консерваторию. На молодого музыканта обратил внимание ректор этого учебного заведения Александр Константинович Глазунов, и помог ему осуществить мечту.
Обучаясь в консерватории у профессора Рихтера, рязанский песенник поражал успехами в фортепьянной игре - необычайно выразительной, с подлинным артистическим «нервом». Но чтоб заработать на жизнь, ему приходилось часто аккомпанировать певцам, сочинять для них песни и петь их самому. Сочинял Василий много, не задумываясь о публикации, исполнял сам, передавал друзьям, терял и снова сочинял. Как и Есенин, этот песенник из приокского села был прост, великодушен и практически беспомощен. Так вот и получилось, что он остался автором одной песни - песни, которую без малого век поет и будет еще долго петь вся Россия.
Есть сведения о том, что Сергей Есенин подарил Василию Николаевичу в те летние дни 1924 года одну из своих книг. Можно предположить, что таковой была «Москва кабацкая», увидевшая свет в Ленинграде до 19 июля того года. К сожалению, судьба этого дара Есенина своему земляку остается неизвестной.
Говоря о популярности творчества Сергея Есенина среди молодежи, следует рассказать и о письме краснофлотца А. Палёхи, который имел смелость написать Наркому просвещения А.В. Луначарскому следующее:
«Краснофлотец линкора
“Октябрьская революция”
А. Палёха
Многоуважаемый т. Луначарский! Я решил, наконец, написать Вам письмо и добиться от Вас своего желания. Желание мое следующее: я бы хотел узнать от Вас: заслуживает ли наш Крестьянский поэт Есенин памятника для увековечения своего таланта для грядущих творцов поэзии. Я лично думаю и большинство краснофлотцев, которые увлекаются его произведениями говорят, что Есенин прежде всего великий крестьянский поэт (самородок). Его поэзия отразила то, что действительно свершалось и имелось в быту нашей молодежи, за весь революционный период времени, и Есенин как один из рельефных крестьянских поэтов, которого уже песни распеваются во всех кругах молодежи в частности и во флоте. Например, “Письмо к матери” - любимая краснофлотская песня - заслуживает популяризации и славы Есенинской поэзии.
Я вношу Вам предложение поставить Есенину памятник на его родине, хотя бы небольшого размера, и это будет служить культом для новорожденных крестьянских поэтов. Я глубоко уверен, что наша молодежь не будет против этого предложения.
Краснофлотец Л “ОР”
А. Палёха
30/VI 29 г.
Лужская губа».
Письмо, как помечено на штампе канцелярии, было получено 5 июля 1929 года. Ответ на него был отправлен 19 июля.
Конечно, интересно было бы знать, какого ответа заслужило предложение краснофлотца, но, к сожалению, это осталось тайной. Если на многие послания, адресованные А.В. Луначарскому, в архиве имеются копии ответов, то такового на письмо краснофлотца в деле не имеется. Годы, последовавшие за гибелью Сергея Есенина, стали годами «борьбы с есенинщиной», и одним из «стойких борцов» был Нарком просвещения. Так, в Москве под председательством В. Фриче 13 февраля и 5 марта 1927 года проходил один из диспутов по борьбе с есенинщиной, главным докладчиком на котором являлся А.В. Луначарский. И хотя он, говоря о Есенине, признавал, что «как мастер слова, он уже, несомненно, представлял собою выдающееся явление», далее продолжал: «Но вместе с этим мы должны сказать, что сам Есенин, по существу, не представлял собою той первоклассной общесоциальной величины, того, так сказать, сокровища общественного, каким его пытались сделать. Явился он из деревни. Неточна версия, что он чистый деревенский самородок, он окончил учительский семинарий. Это был мужицкий интеллигент, полукулацкого происхождения. Он сам говорит, что больше других на него на деревенской почве влияние имел религиозный кулаковатый дед. Он пришел в город с песней о деревне в то время, когда было не совсем здоровое, с оттенком распутинщины, пожалуй, увлечение деревней. Это был акт такого народничества наизнанку, с обратного конца, братания городских и деревенских верхов».
Единственным оппонентом Луначарского, В. Маяковского, К. Радека и прочих «борцов» на том диспуте стал студент Соловьев, который, думается, очень точно отметил, что «есенинщина существует только в уме Анатолия Васильевича Луначарского, в уме тов. Сосновского и других наших товарищей, которые подняли этот вопрос и начали говорить о есенинщине».
Можно только предположить, какой ответ получил краснофлотец А. Палёха. Да и такие письма, как и выступление студента Соловьева, имели печальные последствия. И свидетельством тому может служить, например то, что спустя годы вспоминал поэт А. Решетов: «Само имя Есенина в официальной обстановке стало произноситься все реже и глуше, а потом и с оттенком враждебности. Вот вспоминаю и улыбаюсь (а тогда было совсем не до улыбок), как за чтение в дружеском кругу рабочей молодежи лучших стихов Есенина комитет комсомола… объявил мне выговор».
А. Решетов, можно сказать, отделался малой кровью. Во многих других случаях последствия были более плачевными…
Возвращаясь к воспоминаниям В.П. Гаврилова, можно определенно сказать, что они обозначили на карте Ленинградской области еще одну точку, связанную с жизнью и творчеством великого поэта России. Рассказывая Борису Терехову о своей встрече с Есениным, Виталий Петрович поведал и о посещении военными моряками Максима Горького на Капри, а этот эпизод нашел, как известно, отражение в биографии писателя. Встречался нижегородский краевед с В.П. Гавриловым в поселке Пушкино, что в Дзержинском районе тогда еще Горьковской области, где ветеран Балтийского флота поселился по окончании Великой Отечественной войны.
Прошло время, годы сделали свое дело. На родине, в приокском селе Константиново, поставлен памятник великому сыну России. Поставлены два памятника Сергею Александровичу Есенину. Но до сих пор нет Государственного музея поэта ни в Петербурге, где увидела свет его первая «Радуница» и где закончился его жизненный путь, ни в Москве, с которой так много было связано в жизни Сергея Александровича…
На Пленуме правления Союза писателей России и на Международной научной конференции «Есенин на рубеже эпох: итоги и перспективы», посвященных 110-летнему юбилею поэта, было решено поднят вопрос перед руководством Российской Федерации об открытии Государственного музея С. А. Есенина в Москве на Пречистенке, где он жил с Айседорой Дункан перед отъездом в Европу и Америку. Остается нам всем только ждать реакции на эти решения и постановления…