Александр СОКОЛОВСКИЙ
РОМАНТИЧЕСКИЙ БРЕД КУРСАНТСКИХ ЛЕТ
Уносимый порывом норд-веста,
Пену рвет белокрылый корвет…
(Говорят, что не время, не место
воспевать романтический бред)…
Но виденье встает ежедневно:
Я на том корабле по волнам,
Громыхающим, дышащим гневно,
Улетаю к чужим берегам.
Мореходы, искатели счастья.
Что случится? Судьба неясна.
Ветер свищет, Сгибаются снасти.
И навстречу плывёт новизна.
Я увижу заморские страны,
Первобытных племен острова.
Там растут золотые бананы
И с деревьями схожа трава.
Там мелькают зловещие тени,
Где лианы, опутав леса,
Словно проволочных заграждений
Многоярусные пояса.
Там не воют стальные калибры,
Не клубят отвратительный чад.
Там чудесные песни колибри
В тишине сокровенной звучат.
Потайное укрытие вырыв
На нехоженной дикой тропе,
Я прекрасную девушку вырву
Из неволи туземных цепей.
Утащу из самой преисподней,
Нежным девичьим взглядом согрет.
Кто сказал, что не время сегодня
Воспевать романтический бред?
Так, мечтая о жизни уплывшей,
Снова сердцем порывист и юн…
Вдруг послышался голос охрипший:
«Эй, немедленно драить гальюн!»
Борис ОРЛОВ
АВТООТВЕТЧИК
Оторван голос. Радиоволнам
Доверены слова. Набор случаен.
Автоответчик отвечает нам,
Но за свои слова не отвечает.
Не отвечают за свои слова,
Кто пишет для чиновничества речи.
А президент - о том молчит молва! -
Всего лишь дорогой автоответчик.
*  *  *
С.М.
Ходит мертвый человек,
толстопузый, краснорожий,
с черствым сердцем,
с толстой кожей…
То абрек, то имярек.
Ходит мертвый человек
вдоль домов, что, как могилы,
холодны. Воротит рыло -
не еврей и не узбек.
И не русский… Просто мертвый.
Кровь чужую из аорты
пьет.
И сплетню на закуску
жадно гложет, словно кость.
Этот мертвый - страшный гость.
И родную мать продаст,
и не пожалеет брата.
Смерть при жизни -
вот расплата.
А от смерти нет лекарств.
Но, случается, проснется -
Злу, что сделал, ужаснется.
На секунду оживет -
и опять в себе умрет.
Ходит мертвый человек…
*  *  *
Нобель изобрел динамит -
динамитом взорван мир.
Нобелевское жюри
изобрело Бродского -
Бродским взорвана русская поэзия.
Терроризм - смесь динамита
с Бродским.
Игорь САФРОНОВ
ВОСПОМИНАНИЕ О ДЯДЕ
Ивану Матвееву,
легендарному яхтсмену
Дядя! Тускнеет твой образ
В сумерках памяти ненадежной -
Траурно-тусклый закат
тлеет над Кургальским мысом.
Ах, не за ним ли давно
из моих мальчишеских рук
Выпал на темный песок твой
неподаренный кортик?..
Что ж, пережита та боль
неутоленной мечты -
Стать, как и ты мареманом,
дерзким наездником яхт,
Реющих в пастбищах риска…
Так, ощутив пустоту
в мире убитой надежды,
Сердце мое распахнулось
к карандашу и бумаге,
Чтоб ощутить с этим миром
нерасторжимую связь…
Дядя! Позволь мне сегодня
оплакать тебя на бумаге -
Редко с тобой мы встречались
в прошлой распавшейся жизни,
Но с детским немым восхищеньем
я узнавал твою смелость
В тех материнских рассказах,
Где, как герой-одиночка
ты совершал в этой жизни
Подвиг на грани легенды…
Вот почему эта дерзость
преодоленья стихии
Доныне мне душу пронзает,
как северный ветер, волнуя
Печальный тростник побережья…
А жизнь - те же камни и море
и нечто, подобное ветру
С развернутым парусом яхты
В тенетах Восторга и Риска…
Ах, дядя, суровый мой дядя,
Отныне мы равновелики -
Терзай мою память бесстрашно -
Дерзая… Дерзая… Дерзая…
В. СКОРОСКАЗОВ
ИЗ ГЛУБИНЫ
Памяти экипажа АПЛ «Курск»

Здесь темно, а так хочется света,
И дышать нечем - хоть бы глоток.
Знаем, скоро все кончится это,
Все, что в силах, я выполнить смог.
Жизни счет, он идет на мгновенья.
Кто живой, тот по корпусу бьет.
Все мы знаем, без капли сомненья,
Что надежда последней умрет.
Вы простите нас, жены и дети,
С глубины мы домой не придем.
Кто за гибель подлодки ответит?
Нас простите, за то, что умрем!
Друзьям
Не «Кронверк», не гулянка
красивы здесь –
И другому сердечно рад:
Это ж «Сириус», старый «Сириус»,
Наших шхун доживающий брат!

Закрываю глаза и вижу:
По-над Балтикой зреет гроза
И на шхуне «Профессор Визе»
Ветром полнятся паруса!

В сердце бродит хмельная юность,
Грозовой опьяняет озон…
Вещей птицей несется шхуна
На таинственный горизонт!

Ах, какую мы знали работу –
Мудрено и жене рассказать:
Рядом с другом раздергивать шкоты
И риф-сезни в предштормье вязать…

Море, молодость, шкоты, рифы –
Можно ль это, друзья, разлюбить?
Это ж лучшие в жизни рифмы,
Если с песнею жизнь сравнить!

До сих пор эту песню слышу –
Так звенела она в душе!
Жаль: поется она все тише
И куплеты к концу уже.

Юность, юность уходит в сказанье,
Грустно гаснут ее маяки…
Снова марсовым на бизани
Мне б хотелось побыть, братки!

Годы виснут, сутулят спины…
Только в сердце. Покуда жив,
Будет когановской «Бригантины»
Вдохновенно звучать мотив!

И в последний свой час я увижу:
По-над Балтикой зреет гроза
И на шхуне «Профессор Визе»
Ветром полнятся паруса…
1974 г.