Однажды, где-то в 1985 году, тёплым вечером ранней московской осени был я приглашён на «мальчишник» к редактору издательства «Транспорт». Отмечался день рождения этого редактора. Я чуть больше года как поменял военную тужурку с погонами на тужурку моряка гражданского флота с нашивками, поскольку работал капитаном-наставником в Экспедиции специальных морских проводок речных судов (между прочим, в своё время, поработал в этой самой экспедиции будущий известный писатель-маринист Виктор Викторович Конецкий). Гостями виновника торжества, бывшего гражданского моряка, был, конечно же, «морской народ», то есть настоящие и бывшие «водоплавающие».
Именинник знал, что я начинал свой путь на моря с Ленинградского военно-морского подготовительного училища, превращавшего салажат, вроде меня, в кандидатов для зачисления в курсанты высших военно-морских училищ с перспективой флотской офицерской службы. Думаю, именно поэтому, лукаво поглядывая и улыбаясь, он подвёл к моему месту почему-то очень знакомого мне человека с характерной «мефистофельской» внешностью. Где-то я уже видел этот нос с горбинкой и это лицо с обтянутыми смуглой кожей скулами… Постой, постой… Ба! Да это же Лёвка! Лёвка Скрягин! Известный всему училищу по крылатому выражению нашего командира роты «папы» Козакова, «воспитанник, имеющий гнусную тенденцию к самовольным отлучкам», не очень, мягко говоря, прилежный в учёбе, очень спортивный, азартный, незаурядный Лев Скрягин.
- Лёва, ты? - Я! А ты - Рудька Рыжиков? - Я!
Мы крепко пожали руки, обнялись и расцеловались. А память уже услужливо продемонстрировала мне картинки из далёких «подготских» лет…
1947 год, преодолев огромный (12 человек на место) конкурс на вступительных экзаменах, я - вчерашний московский школьник - зачислен на первый курс (соответствующий 8-му классу средней школы) Подготовительного училища. Ленинградское военно-морское подготовительное за три курса, соответствующих восьмому, девятому и десятому классам средней школы, но со значительным военно-морским уклоном, включая управление шлюпкой и морскую практику на парусно-моторных шхунах, ломало вольнолюбивые характеры 14-16-летних пацанов, приучая к воинской дисциплине, исполнительности и повиновению старшим. Именно это было для Лёвы самым невыносимым!
Лев был из той самой группы ребят, прозванных нами «американцами», которые вдруг появились в стенах училища перед самым началом учебного года, не пройдя «Курса молодого бойца» в училищном лагере под фортом «Серая лошадь» и даже (что было самым обидным!) не сдавая конкурсных экзаменов. Слава Якимов, Лёва Скрягин, Лёша Кирносов и Дима Сендик были сыновьями морских офицеров, занимавшихся во время войны дипломатической работой и приёмом кораблей для Советского Союза в Соединённых Штатах Америки. Детей их приняли без экзаменов по личному распоряжению адмирала Кузнецова Николая Герасимовича. Проучившимся несколько лет в американских школах ребятам было трудно постигать науку советской школьной программы, да ещё  привыкать к далёким от американских понятий о комфорте условиям военной казармы. Однако все они были явно по-ковбойски американизированными. Лёва, например, умел попадать брошенным из-за спины ножом в центр очерченного на школьной доске круга или достать в прыжке намазанными чернилами кончиками пальцев до закреплённого на довольно высоком потолке коридора плафона… Лёва был прекрасным лёгкоатлетом. Его однажды даже из училищного карцера выпустили для участия в соревнованиях по бегу (правда, после окончания соревнования водворили обратно досиживать «срок»). А уж английским-то языком «американцы» владели, пожалуй, лучше, чем наши преподавательницы-«англичанки». Льва, например, освободили от занятий этим языком и он пропадал во время таких уроков на цикле Военно-морской подготовки, где под чутким руководством многоопытного мичмана Цусевича, любившего вспоминать, как он учил курсанта Колю Кузнецова, в совершенстве постиг тайны парусов, рангоута и такелажа, а также научился мастерски вязать морские узды и плести маты. Эти знания и умение, кстати, не остались втуне: у писателя Льва Скряггина есть замечательные книги о морских узлах, а на его книгу о якорях, переизданную на нескольких иностранных языках, ссылаются даже справочники и энциклопедии! Однако, несмотря на заслуги своего отца - крупного военно-морского разведчика и дипломата, служившего в тех же Штатах сначала в должности помощника военно-морского атташе, а затем и самим военно-морским атташе, за «тихие дела и шумные успехи» все-таки в начале 1950 года отчислили «на гражданку», где он окончил десятилетку. По доходившим до меня слухам, Лёва несколько раз поступал и несколько раз уходил из высших и средних мореходных училищ, почти окончил московский Инъяз, но ушёл и оттуда, став синхронным переводчиком с английского сначала у речников, потом у гражданских моряков (несколько лет проплавал в составе гарантийных команд судов, проданных за границу) и даже пару лет проработал на рыболовецкой базе в Ираке, в той самой древней Басре, которую не так давно ровняли с землёй американские вояки…
Теперь передо мной стоял не азартный спортивный юноша-разгильдяй, а автор многочисленных журнальных и газетных публикаций, очерков и книг на историко-морские темы. Это был зрелый и уважаемый не только в нашей стране, а и за её пределами, писатель-маринист, человек, без преувеличения, энциклопедических знаний. О многом мы тогда с ним поговорили. Тогда-то я и узнал, какого титанического труда стоило бывшему «подготу» собирать материал для своих книг, сколько времени проводить в рейсах на судах загранплавания, сколько часов провести в знаменитых библиотеках мира!
С тех пор мы со Львом дружили крепко. Вплоть до его смерти, к сожалению, взявшей его несколько лет назад.
Теперь я решил поделиться с читателями попавшими ко мне в руки записками Льва Николаевича о своём отце, внесшем свой посильный, а на мой взгляд, немаловажный вклад в победу нашего народа, да и вообще народов мира, в достижение Победы над сильным и коварным врагом. Думаю, читателю это покажется интересным. Заверяю читателей в искренности и правдивости этих записок.

 

На снимке : Лев Скрягин.