Не менее 10 лет выписываю «Морскую газету», За это время обозначился круг очных и заочных коллег, пишущих на исторические темы. В основном их можно отнести к любителям-дилетантам. В то время, как профессионалы всё ещё обнюхивают изменения в публицистических канонах, пушкари-любители выстреливают свои опусы очередями. И их печатают ради их занимательности - где соврут, где и вправду раскопают что-то новенькое. Действительного члена русского географического общества РАН Александра Смирнова к пушкарям-скорострелам не отнесёшь. Человек он солидный, и в той же «МГ» я читал его эссе об адмирале А.В. Колчаке, ряд других статей хорошего качества. Но иногда действительный член РГО допускает оплошности, проистекающие из чрезмерной самоуверенности. Помнится, он как-то с апломбом поучал нас, «господ-товарищей», по поводу того, что прозвание Петра Первого «Великим» - не титул официальный, а так, дескать, его прозвали в народе (!). Ну, забыл человек об Указе Сената 1722 г. о присвоении Петру титулов Великого, Императора Всероссийского и Отца Отечества. Всё-таки история - не география, включающая в себя много абсолютных истин. Например, «Волга впадает в Каспийское море». В истории доказательства не лежат на поверхности географической карты. Их надо искать глубже.

Рассмотрим новый труд г-на Смирнова и начнём прямо с заголовка. Такой логический ход уже был использован Константином Симоновым в его пьесе «Русский вопрос» (1946). Американский журналист-«ястреб», кажется, Макферсон, предлагал в конце заголовка статьи «Хотят ли русские войны?» поставить маленький вопросительный знак. Вот и г-н А. Смирнов всем ходом своих рассуждений хочет нам доказать, что в заголовке его статьи и отрицательная частица «не», и вопросительный знак - лишние. Что остаётся? - «Сталинские репрессии обоснованы» (!). В этом смысле у него был предтеча-Резун, по кличке «Суворов». Нам постоянно о нем напоминают. В «Очищении» Резуна (М., 1988) сказано, что Сталин, готовясь к войне, произвёл «...очищение высшего руководства от дураков, тупиц, мерзавцев и проходимцев (с. 23), и... от тупых зарвавшихся палачей» (с. 360). У Смирнова: «...репрессии против неучей и палачей... привели к тому, что во главе Наркомата ВМФ и флотов стали люди... более профессиональные». Как же определялись неучи? Тестированием? Ан нет - штатной должностью! «Нам говорили, что из состава ВМФ перед войной Сталин репрессировал около 4 тысяч командиров. Но вот начнёшь из этого списка вычёркивать бывших и бессменных комиссаров, чекистов... юристов... чиновников... Командиров и инженеров среди них было очень немного...».
Оригинальная точка зрения: все вышеупомянутые - не более как мусор в трюме. Я не политработник. Выполнял и строевые функции, и учебные, участвовал в испытаниях атомных подводных ракетоносцев, был командиром небольшой части на острове. Познал на своей шкуре, каково приходится такой части, если в штатах не учтено её островное положение: специалисты-минёры больше времени уделяют обеспечению быта, чем боевой подготовке. Всяк хорош на своём месте. Каждый опытный офицер знает, как много зависит от хорошего замполита. И нет ни одного флота в мире, где бы не существовал специальный аппарат воздействия на умы моряков. У них только наименования разные: «служба военных капелланов», «служба информации» и тому подобное. В царском флоте идейной основой такого аппарата были религия и «уроки словесности» - прообраз наших политзанятий с их талмудизмом и начётничеством, загубившими это нужное дело.
Особо хочу заострить внимание читателей на «комиссарах». Мы, офицеры, прослужившие не один десяток лет», я, например, - тридцать восемь «календарей» - подразделяли политсостав на «комиссаров» и «политработников». Комиссары - это те из них, кто в войну поднимал бойцов в атаку, кто знал, что при гибели ПЛ и они погибнут вместе со всеми, но шли в подводники, к кому после войны (войну я не захватил) можно было запросто зайти в каюту за помощью - советом или действием. Они были менее сладкоречивы, чем политработники периода застоя, и не все из них прошли через академию, но они в большей степени соответствовали своему комиссарскому предназначению.
Без «чекистов», «юристов» и «чиновников» тоже не может нормально функционировать ни одно военное объединение. Заменили, к примеру, нормальную юриспруденцию в 1930-х гг. «двойками» и «тройками», и начался беспредел.
В октябре 1941 г. около двух десятков выдающихся лётчиков, среди которых были Герои Советского Союза, а один - даже дважды Герой (Смушкевич), вместе с женами - известными лётчицами - расстреляли на основании «постановления наркома внутренних дел». Их назначили виновными за разгром нашей авиации в первое утро войны. Фактически главным виновником разгрома следует назвать самого И.В. Сталина, который несколько месяцев перед войной запрещал сбивать немецкие самолёты-разведчики, фотографирующие нашу территорию. Благодаря этому, немцы утром 22 июня точечными ударами уничтожили нашу авиацию в приграничных районах.
А сколько командиров и политработников расстрелял «бешенный с бритвой» Лев Мехлис?
Оценку роли сталинских репрессий в начальный период ВОВ дали профессионалы высшего звена - бывшие командующие фронтами. Например, маршал И.Х. Баграмян: «Уничтожение накануне войны как «врагов народа» выдающихся советских полководцев по сути было одной из причин крупных неудач в первый период войны».
На этом фоне мнение беглого разведчика Резуна и даже г-на действительного члена РГО РАН, который небеспристрастен к оценке нашего советского прошлого, для меня не догма. А вот ответить на точку зрения А. Смирнова следует - он частенько грешит скоропалительными выводами, как и в рассматриваемом очерке.
Начну с обилия «комиссаров». По данным книги С.В. Волкова, «Трагедия русского офицерства» (М., 2002 г.), на 1 января 1917 г. численность офицеров флота составляла 5 248 чел. В том числе строевых  - 2 880, инженер-механиков -  949, «по адмиралтейству» (береговой службе) - 1090, прочих - 329. Сразу же после революции эмигрировали за границу свыше 2 тысяч офицеров-моряков. Из оставшихся в России более половины погибли в боях ГВ и около 30%, порядка 1000 человек, поступили на службу в Красный флот. В основном, это были патриоты России, которые не хотели с ней расставаться, и те, кто, кроме морского дела, не умел больше ничего. Учтите, что выпускники «Морского корпуса» (до 1906 г. - Морского кадетского) на 90 с лишним процентов представляли собою потомственное дворянство. Лейтенант Шмидт стал «трибуном революции» исключительно из желания прославиться. Кроме того, он страдал шизофренией, о чем стало известно только недавно («Морская газета» , 13.10.2001 г -.  «Странный лейтенант Шмидт»). Пока он нужен был как знамя, об этом не говорилось.
Около 500 корабельных гардемаринов произвели в офицеры досрочно в связи с войной. Они не успели ещё набраться дворянского чванства. Корабельные инженер-механики считались в императорском флоте «чёрной костью» и по социальному составу сильно отличались от потомственных дворян-строевых офицеров. Но при массовых «чистках» флота от «офицерья» это редко принималось во внимание. Член Реввоенсовета Республики А.И. Окулов, выезжавший по заданию ЦК партии в Царицын, докладывал VIII съезду РКП(б) в 1919 году:  «Бывали случаи поголовного ареста офицерских кадров... эти аресты ничем не мотивировались...».
В Царицыне «функционировала» зловещая баржа, которая периодически заполнялась офицерами и совершала погружения. Всё это, по мнению Окулова, «не способствовало ассимиляции офицеров с Красной Армией».
И большевики имели свои резоны: только в Москве с декабря 1918 по 1920 гг. раскрыли 59 офицерских организаций («Известия ЦИК»).
В этой кровавой вакханалии, которая с новой силой возобновилась в 1930-е гг., трудно пришлось здравому смыслу. Пал жертвой «чистки» и Алексей Иванович Окулов. Но вместе с ним и другими «комиссарами» сложили головы 80% бывших офицеров из числа 34 высших военачальников (строевых - !) в званиях не ниже комкора и флагмана флота II ранга (полного адмирала). К 30-м годам я ещё вернусь, а до той, «генеральной чистки», полезной по мнению Резуна и А. Смирнова, шло, в основном, перманентное (непрерывно продолжающееся) очищение флота от бывших офицеров. И в то же время большевики вынуждены были прибегать и к мобилизации офицеров. Вот такая противоречивая тенденция определяла судьбу русского офицера. И всё же до 30-х гг. решающую роль в карьере командиров флота играло рабоче-крестьянское происхождение - если в 1923 г. «образованные слои» (преимущественно офицеры) среди комсостава в армии в целом составляли 33,7%, то в 1927 - только 21,6 %. Зато крестьяне - 55%, рабочие - 23,4% (С.В. Волков).
О том, каково приходилось бывшим офицерам в 20-30-х гг. прошлого столетия, свидетельствует история брата моего отца - Сергея Ивановича. Он рассказал её мне незадолго до смерти. Дядя Серёжа во время 1-й мировой войны окончил 4-месячную школу прапорщиков. Напомню, что «прапорщики военного времени» - одна звёздочка на погоне - могли расти не выше штабс-капитана и по окончании войны подлежали увольнению в запас. Поэтому и сословные требования к ним практически не предъявлялись.  Главным было образование - не ниже уездного или высшего начального училища. В конце войны дядя Серёжа попал в плен, в Болгарию. Вернувшись на родину, он долго не мог выбрать подходящую кандидатуру для женитьбы. Это и усложнило его послевоенную жизнь. Несостоявшиеся невесты, зная о его офицерском прошлом, писали доносы в ГПУ. Его трижды (!) арестовывали. Первые два раза просто допрашивали, брали какую-то подписку и отпускали. Третий раз мог бы закончиться трагически: действовал уже НКВД, а последняя «несостоявшаяся» знала и про болгарский плен, поэтому дяде вменялось в вину сотрудничество с болгарской и всеми окружающими Болгарию разведками. Допросы велись по ночам, били пока мало. Спасло его письмо рабочих цеха, в котором он работал инженером. А «организовал» письмо мой отец.
Здесь я сделаю небольшое отступление. Каждый раз, когда в СМИ появляются очерки о «заговоре военных», мне хочется авторам их задать всего три вопроса: зачем каждому из «заговорщиков» пристёгивалось ещё смехотворное обвинение в шпионаже в пользу иностранных разведок; зачем к арестованным применялись изощрённые издевательства вроде переобувания в лапти, не говоря уж о пытках; почему арестованные были лишены права на защиту и обжалование смертных приговоров? Напрашивается лишь один ответ: у суда не было убедительных доказательств вины подсудимых в инкриминируемых им преступлениях!
Вот г-н А. Смирнов внёс в бессмыслицу сталинских правовых норм и побуждений нечто совершенно свеженькое. По его мнению, «красный император» Сталин лишил «единожды солгавшего» бывшего матроса императорского флота З.А. Закупнева своего доверия, а заодно и жизни. За что? За то, что матрос Закупнев «нарушил присягу, данную царю и Отечеству». Поясняю, речь идёт об участии Закупнева в революции. Вышинский до этого не додумался...
Что еще роднит систему доказательств г-на А. Смирнова с его соратником Резуном, так это их априорность, опирающаяся исключительно на собственное мнение. Вот «честит» он репрессированного флагмана флота II ранга Ивана Кузьмича Кожанова (1897-1938): «...Какое он до этого имел образование, не известно... весной и летом 1921 г. (Кронштадтский мятеж. - В.С.) от него требовалось не флотоводческое искусство, а способности палача и демагога, коими он обладал в избытке...». Достаточно, пожалуй. В своё время я учился в Военно-морской академии, начальником которой был адмирал Юрий Александрович Пантелеев. Дистанция между нами была немалая, но за три года учёбы я, как и многие другие слушатели, проникся к нему глубоким уважением. Передо мною его книга «Полвека на флоте» с его дарственной надписью. Под началом Кожанова адмирал служил на Чёрном море. Вот что написал глубоко уважаемый мною адмирал-профессор: «...Несколько слов об Иване Кузьмиче Кожанове. Это легендарная личность. Ещё учась в гардемаринских классах (подчёркнуто мною. - В.С. ), он вступил в Коммунистическую партию... Кожанов не умел, да и не хотел говорить красиво, строить из себя этакого трибуна. Его суждения были всегда конкретными и предельно точными...».

Далее Пантелеев рассказывает, как комфлотом Кожанов произвёл разбор учения: «...Взяв мел, он набросал схему боя, быстро произвёл расчёты. И всем стало ясно, что, если бы бой был настоящим, мы его наверняка проиграли бы». И тут же Кожанов показал, как следовало бы действовать. Необходимо ещё отметить, что после окончания академии Кожанов три года проработал в Японии военно-морским атташе советского ВМФ. Вот так-то, господин-товарищ А. Смирнов. Разве можно так, в угоду своей нелюбви к «комиссарам», извращать историю? Даже в отрывочке о трансокеанском плавании посыльного судна «Воровский» (в девичестве - яхта «Ярославна», 3315 т водоизмещением, скорость 18 узл.). Вы допустили три, мягко говоря, неточности. «Воровский» шёл не Северным морским путём, а южным маршрутом, часть которого штурман Сакеллари назвал «мифическим» из-за Сциллы и Харибды в Мессинском заливе. Иван Степанович Юмашев пребывал на судне «плутонговым командиром» над двумя 130 (или 120) мм орудиями. А старпомом-то был тот самый Пётр Иванович Смирнов (Светловский), которого Вы так «раздеклешили» в своём очерке: «прокомиссарил на «Воровском», «проскочил должности командира эсминца и дивизиона эсминцев» - семь лет «проскакивал»!
Великий Пётр считал 5-7 лет достаточным сроком для того, чтобы считать «служителя» за доброго матроса, то есть моряка. В одном Вы правы, г-н Смирнов, однофамилец «разоблаченных» Вами Смирновых: Смирнов П.И. являлся не только старпомом, но и комиссаром на «Воровском». Такое было в те времена обыденным явлением, когда командир-коммунист получал и права комиссара корабля. На «Воровском» командиром шёл вице-адмирал царского флота А.С. Максимов (1866-1951). Ему доверял В.И. Ленин, матросы после Февральской революции избрали его первым командующим Балтийским флотом, но в компартии Максимов не состоял, поэтому комиссаром по совместительству назначили П.И. Смирнова, старпома.
Многие «комиссары» (по-смирновски) прошли через «параллельные классы», созданные в 1925 г. при Военно-морском училище, будущем училище имени Фрунзе, обучались в академии. Они во взаимодействии с уцелевшими после «чисток» старыми офицерами тянули тяжёлый воз возрождающегося флота и делали это неплохо:
К 1928 г. в составе БФ находились в строю 3 линкора, 2 крейсера, 12 ЭМ, 9 ПЛ; в составе ЧФ находились в строю 2 крейсера, 5 ЭМ, 5 ПЛ, 4 канлодки.
Помимо этого входили в строй торпедные и сторожевые катера, вспомогательные суда.
В 1924 г. КР «Аврора» и УК «Комсомолец» совершили поход в Мурманск с заходом в иностранные порты, ПС «Воровский» - во Владивосток; в 1925 г. - ЭМ «Незаможник» и «Петровский» (ЧФ) - в Италию.
В 1925 г. тральные силы закончили ликвидацию минных полей на Балтике.
Линкор «Марат» с эскадрой вышел в Южную Балтику и бросил якорь в Кильской бухте.
В 1929 г. ЛК «Парижская коммуна» (с 1943 - «Севастополь») и КР «Профинтерн» («Красный Крым») перешли с Балтики на Чёрное море.
В 1927 г. стартовала огромная программа строительства подводных лодок, которая позволила Советскому Союзу к началу ВОВ выйти на первое место в мире по количеству ПЛ - 206 кораблей.
Новый приток «чистки» флота от «врагов народа» ничем не оправдывался. Руководители органов госбезопасности воспользовались болезненной мнительностью И.В. Сталина и раздули обычное недовольство более образованных военачальников, в основном бывших офицеров, безграмотными действиями «конармейцев», занимавших многие ключевые посты в армии. Сталин сам в беседе с авиаконструктором А.С. Яковлевым (1940 г.) заявил: «Ежов - мерзавец. Много невинных людей загубил. Мы его за это расстреляли» (А.С. Яковлев. «Цель жизни», М., 1967).
Я не являюсь ярым антисталинистом. Наоборот, считаю, что после него в длинной череде вождей не было пока ни одного, кто мог бы с ним сравниться масштабами деяний на возвеличивание России. Но что было, то было. Боязнь переворотов, покушений на него лично, гипертрофированная подозрительность вызвали к жизни ничем не оправданные искривления хорошей идеи.
На «закуску» нашей с г-ном А. Смирновым дискуссии хочу привести один немаловажный факт. Когда немцы, Германия напали на Советский Союз, они были ошеломлены количеством советских танков и особенно самолётов. Интересно, если по версии А. Смирнова, коварные западные разведки завербовали хотя бы только одного Тухачевского, что же им сообщал один из наших маршалов, если не удосужился сообщить количество танков и самолётов?