Рассказ
«...Летит за облака
Юпитера орел,
Сноп молнии неся
мгновенный
В верных лапах».
(А.А. Фет).
Проплутав весь день в горах под нудным сильным дождем, я со своим частым спутником в охотничьих походах Исиком наконец повернул к дому. День, несмотря на вроде бы вполне охотничью погоду, выдался неудачный. Вообще, надо сказать, охотники - такой народ, все у них не как у обычных людей. Обыкновенные граждане (не охотники) любят хорошую погоду для походов и прогулок - в вёдро окружающая природа словно светится под ласковым солнышком. Охотники же предпочитают ненастье, когда намокшая и намерзшая (как и сами ловцы) дичь теряет осторожность. Наиболее наблюдательные из них даже утверждают, что в дождь и пургу окружающая природа тоже светится, даже еще больше, чем в вёдро. Правда, мне кажется, что замечать этот особенный, незаметный остальными гражданами свет охотники начинают лишь после хорошего дуплета...
Ну а когда вот так, весь день лазаешь вдвоем по горным кручам, мокнешь, рискуешь сломать себе шею и притом ни разу не стрельнешь за весь день - какой уж тут свет?
Повернув к дому, мы оба сразу почувствовали навалившуюся усталость. Может, даже и не усталость это была - я в те годы был еще молод и вполне мог бы после целодневного лазанья по нашим дагестанским горам позволить себе повторить на следующий день эти альпинистские упражнения - был бы результат.
Мой друг Исик (полностью его звали Ислан, но охотники любят краткость) был пареньком крепким, спортивным, да и притом природный горец - что там ему однодневный горный поход! Семечки, конечно.
Но вот эта безрезультатная мокрятина, я чувствовал, даже его, не имевшего своего ружья и ходившего со мной на охоты ради одного удовольствия полазать по скалам, тоже придавила, конечно, лишь только повернули мы к дому. К тому же этот чертенок покуривал иногда (я его тыщу раз ругал за это, и он честно обещал бросить), а тут сигареты размокли, спички - тоже, а покурить ему, похоже, хотелось. Вымокли мы за день до нитки, в сапогах противно хлюпало при каждом шаге, и нахолодавшее тело уже не реагировало на потоки воды, обрушивающиеся на нас каждый раз, когда приходилось пробираться сквозь чащобные участки.
Путь нам предстоял неблизкий, да и сумерки сгущались быстро - все это также не способствовало поднятию настроения. И хотя обедали мы давно и в рюкзаке, который мой друг Исик сам вызвался таскать, продукты еще оставались, есть не хотелось - липнущая к телу одежда и разочарование от впустую проведенного дня подавляли аппетит даже у настоящих охотников.
Поднявшись на очередной увал, мы остановились перевести дух и осмотреться, сколько это было возможно в потемках, так сказать, наметить окончательное направление. Перед нами полого уходил вниз безлесый склон. За ним темнел в полумраке очередной (похоже, последний) невысокий бугор, за которым чуть виднелись вдали огоньки родного городка.
За весь этот мокрый день нам не встретился ни один человек. Впрочем, неудивительно - кого еще, кроме настоящих охотников, понесет в горы в такую дождину? И хотя на охоте основное внимание стрелок уделяет дичи, любая встреча с человеком или даже домашним животным: коровой, лошадью, собакой, - для наблюдательного человека тоже по-своему интересна - просто потому, что в походах, на природе все видишь и чувствуешь острее и объемнее, нежели в городе. Да и закурить кое-кому хотелось. Я, хоть и некурящий, но в том мокром состоянии, в котором мы находились, Ислана очень понимал.
И, наверное, поэтому, оглядев, елико возможно в сумерках, противоположный склон, Исик радостно схватил меня за руку:
- Смотри, вон идет кто-то навстречу, фонарем светит, видишь? Пойдем к нему, закурить попросим одну только сигаретку, вымерзаю без курева, как мамонт.
Присмотревшись сквозь дождь и сумрак, я действительно увидел на противоположном склоне медленно движущийся навстречу нам неяркий огонек. Был он еще довольно далеко и светил как-то неровно - то усиливаясь, то слабея, словно затухающие угольки костра.
Кто бывал в горных походах, знает, насколько любой распадок усиливает все звуки. Бывает, в тихую погоду идешь по склону горы и вдруг слышишь, как на противоположном склоне, несусветно далеко, медленно попрыгивает по насту длинноухий заяц. А когда по звуку заметишь его там, невольно поражает расстояние, на котором слышны в ущелье его ленивые небольшие прыжки.
Глядя на приближающийся фонарь (он шел почти на нас, несколько левее, со стороны Исика), вглядываясь в его странный, постоянно меняющий силу свет, я очень удивился, что совсем не слышу звука шагов подходящего человека. Может, дождь глушит...
Потом, когда он стал еще ближе, я вдруг понял, что движется он к нам все-таки повыше человеческого роста, на взгляд - метрах в трех над землей.
Растерянный Исик негромко усмехнулся:
- Кто ж это такой высокий с фонарем гуляет? Баскетболист, наверное...
Источник света все приближался, до него оставалось не более пятидесяти метров. И ни малейшего звука шагов. Вот он проплыл над ближним к нам черным пятном высоких кустов. Теперь склон до того самого места, где стояли мы с Исланом, был голый, поросший лишь невысокой, по щиколотку, намокшей под дождем травой.
Огненное пятно прошло над кустами, вышло на открытое пространство. Глаза у нас полезли из орбит - никого под ним не было, никто его не нес!!! Он сам, этот сгусток живого огня со скоростью быстро идущего человека двигался к нам! На нас двигался!
Я почувствовал некоторое шевеление волос под мокрой кепкой. Похоже, сходное настроение охватило и Ислана:
- Слушай, - испуганно прошептал он, - это что, молния такая, да? А чего же она на нас прет, зараза? А если ударит?
Огненный шар размером, как мне казалось, немного меньше футбольного мяча, все приближался - до него не было уже и тридцати метров. Без всякого звука он плыл почти на нас, несколько левее и повыше. И тут страх охватил меня. Левее-то левее, а вдруг повернет?! А там мой друг Исик! Может, побежать от нее? Да нет, от молнии не сбежишь...
Человек в испуге часто совершает поступки, трудно объяснимые обычной логикой. Мой же испуг был двойной - и за себя, и за стоявшего вблизи от этой гадости Ислана. И, чтобы хоть как-то защитить своего дорогого товарища, я рванул с плеча «бээмку». Светящийся шар находился уже метрах в пятнадцати от нас, когда я взял его на мушку. Помню, как перед выстрелом влет мелькнуло в голове: «Боковой выстрел, скорость небольшая, упреждение чуть-чуть...» В тот же миг палец даванул гашетку и как-то бессознательно закрылись сами собой глаза.
Грохот раздался такой, словно рядом с нами пушка выпалила. Даже сквозь смеженные веки, казалось, я увидел здоровенную вспышку на месте цели. И тяжелый плотный жар взрыва на миг обдал нас...
Когда я открыл глаза, молнии нигде не было. Только тлела и дымилась под дождем мокрая трава под тем местом, где взорвался шар.
Опомнившись, мы с Исиком подбежали к этому месту - настоящие охотники - народ любознательный. Площадка диаметром примерно метр еще дымилась. Какая же должна быть температура внутри этой штуки, чтобы после взрыва на расстоянии трех примерно метров могла загореться вымокшая за день трава?! Пораженные увиденным, мы с Исиком еще долго разглядывали, освещая моим фонариком, обгорелый участок поляны...
Дождь, похоже, мельчал. Мы шли теперь легко, широко, уверенно шагая, несмотря на темноту, с юмором, как и подобает настоящим охотникам, обсуждая неожиданное приключение. Исик вздыхал:
- Курнуть охота. Жаль, не удалось...
Поводя замерзшими плечами, я отшучивался:
- Да, окажись она поближе - дала бы обоим нам прикурить. Накурились бы вволю...
- Слушай, а ты серьезно не боялся по ней стрелять? - бросил он свой шутливый тон. - Ведь уже близко было. Такой взрыв, могло ведь и нас задеть.
- Боялся, - снова передернул я мокрыми плечами, - за тебя... Она ведь почти на тебя летела...
Большие черные глаза Ислана словно искрились в темноте:
- А ты очень хорошо стреляешь, - он уважительно хлопнул меня по застывшему плечу. - Рассказать кому - не поверят, как мы с тобой нынче молнию подстрелили. - Он помолчал немного: - Знаешь, это очень здорово, когда люди друг за друга боятся. Тогда им никакая молния не страшна, даже вообще шаровая...