...В моей памяти навсегда остались события трудных предвоенных лет, когда нашей бедной крестьянской семье пришлось испытать тяжкие условия «переселения» в Восточную Сибирь. Тогда моего отца, активного коммуниста, по ложному доносу негодяев исключили из партии, и нашей семье пришлось совершить «сибирское путешествие». Однако в детской памяти остались доброта и взаимопомощь людей. Помню, как к нашим товарным вагонам в Татарстане подходили татары и башкиры и передавали нам чудесные башкирские блины. Никогда не забыть, как все женщины нашего вагона рыдали вместе с моей мамой, когда недалеко от знаменитого Байкала в одну из ночей умер мой брат Николай. Как можно забыть доброго милиционера, который помогал моей маме, неся меня, заболевшего пацана, на руках где-то в Читинской области.
Если к 60-летию Победы нашего народа и его Вооруженных Сил над немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне ее самым молодым участникам было уже по 80 лет, то мне, встретившему День Победы в возрасте семнадцати с половиной, конечно, трудно не только давать оценки событиям тех огненных лет, но и делиться такими воспоминаниями о них, которые могли бы подарить нам, и особенно потомкам, боевые ветераны.
Но молодая память тех времен и последующая полувековая служба в Военно-Морском Флоте оставили незабываемый, на всю жизнь нравственный след, такой, что его нельзя считать только личным достоянием. В этом смысл настоящих заметок когда-то юного моряка, ставшего потом многолетним ветераном флота нашего Отечества.
Война она и есть война: со всеми бедами, кошмарами голода и бомбежек, кровью погибших и раненых, слезами и рыданиями жен и матерей, потерявших своих любимых, родных. Это не только четырехлетняя трагедия непосредственно военных лет, но и всех последующих десятилетий после победы, так как память о павших вечна.
В юной памяти остались ужасы войны с первых ее дней, когда бомбардировки и артобстрелы быстро докатились до Курской области и всем приходилось спасаться в погребах и канавах. Когда пришлось бежать, или, как тогда говорили мирные сельские граждане военным языком, «отступать» вместе с красноармейцами. Все выручали друг друга, делились последним кусочком хлеба или сухариком. На всю жизнь осталось в памяти, как несколько десятков «отступавших» в сторону Воронежа и Сталинграда мирных граждан под постоянными бомбардировками фашистов уходили на военных повозках и редких автомобилях. Помню, как моего младшего четырехлетнего братишку везли под стволом зенитной пушки, а через час такого «спасения» воин-зенитчик взял малыша в руки и, передавая его маме, сказал: «Мамаша, возьмите его, нам стрелять надо», - после чего стали разворачиваться на огневую позицию.
Недалеко от Воронежа, у станции Латная, немцы захватили нас и при помощи предателей-полицейских погнали «нах хаус». Они орали на нас, а кое-кого из малопослушных избивали. Затем началась примерно полугодовая жестокая немецкая оккупация, о чем можно было бы написать отдельные трагедийные записки.
Но организаторы издания этого маленького сборника воспоминаний попросили меня, как ветерана и бывшего юнгу Балтийского флота, поделиться мнениями о воинской службе в годы войны, так сказать, тогдашних несовершеннолетних, которых теперь называют воинами последнего призыва.
Я попросился на флотскую службу добровольно, так как мой призывной, 1927, год еще и тогда не призывался. Не сразу взяли такого «добровольца», которому не исполнилось даже семнадцати лет. Нынешние разговоры и писания о какой-то «принудиловке» при зачислении на военную службу и чуть ли не на разминирование - вранье. Меня направили на Балтийский флот после неоднократных обращений направить туда, чтобы, как я писал в своих письмах, мстить фашистам за погибших в боях на фронте недалеко от Ленинграда отца - бойца морской пехоты, а также брата Ивана, младшего лейтенанта, павшего смертью храбрых в боях под Харьковом в возрасте 17 лет в день своего рождения 11 сентября 1943 года. Кроме того, у нас умер замерзавший в зимних погребах годовалый братишка, родившийся в 1941 году. Так что было за кого и за что мстить. Кроме того, при решении вопроса о направлении на флот такого несовершеннолетнего добровольца учли хорошую боевую характеристику за службу в группе содействия истребительного батальона в 1943 году, сразу после освобождения нашего района от фашистских оккупантов. Было немало скромных боевых эпизодов по «отлову» предателей-полицаев, немецких солдат, увильнувших от плена, по охране боевых грузов и т.д.
Но в моей памяти на всю последующую военную службу и жизнь остался маленький, но характерный для тех славных времен эпизод. В дни знаменитой Курской битвы нас, «ястребков», бросили на доставку в госпиталь тяжело раненных в боях воинов. Из товарных вагонов мы по нескольку сот метров на носилках их переносили. Несем вдвоем с таким же «ястребком» одного красноармейца. Он весь перебинтованный, с трудом дышит. Как сейчас помню, у него на груди, на исподней окровавленной рубашке был орден Красной Звезды. Но этот воин был такой огромный, что мы с трудом тащили носилки. Видя, что мы задыхаемся от тяжести, раненый сказал: «Отдохните», но мы продолжали мужественно нести. Видя это, смертельно раненый красноармеец из последних сил крикнул: «Я вам что сказал! Поставьте носилки! Отдыхать…». Как говорится, сам еле живой, а жалеет юных пацанов.
В июне 1944 года меня после срочного окончания за год сразу седьмого и восьмого классов наконец-то отправили на Балтийский флот. Сначала в Балтийский флотский экипаж на площади Труда, зачислив в юнги Краснознаменного Балтийского флота, а потом в Кронштадт, тоже юнгой. Служба в роте юнг, а потом в Школе связи Учебного отряда, была обычной, но по-своему интересной. Выполнение самых простых приказаний по доставке служебных пакетов во фронтовой Таллин и другие гарнизоны, охрана грузов, доставка продовольствия на некоторые боевые точки - служба самая обычная в то военное время. Но особенно запомнились мужество, боевая выручка, доброта и сердечность старослужащих воинов, а также ленинградцев, знаменитых блокадников.
Помню, как во время моей неудачной стрельбы из пулемета по немецкому самолету оказался за бортом нашего катера после взрыва небольшой бомбы. Стал захлебываться водичкой Финского залива, но тут же почувствовал спасительный рывок за воротник форменки опытного моряка с требовательным окриком: «Держись», сопровождаемым крепким русским матерком…
Свидетельствую, как и многие-многие сослуживцы, очевидцы, что в те времена не было такого идиотского понятия, появившегося где-то с годов пресловутой «хрущевской оттепели», как «деды», «дедовщина». Наоборот, я запомнил и мог бы привести многочисленные примеры внимательного, добросердечного отношения старослужащих и командиров к молодым краснофлотцам.
Пример такого рода. Флотский обед. Рядом сорокалетний моряк с медалями. Он свою порцию флотской каши перекладывает в мою миску. Я стеснительно отказываюсь. Старослужащий требовательно говорит: «Ешь, тебе ещё служить и служить, до Берлина далеко»… Или в гладильне. По морским традициям отутюженные стрелки на флотских брюках - строгая норма. Глажу. Неумело, конечно. За спиной стоит опытный моряк, смотрит на мои старания. Потом отбирает у меня утюг со словами: «Кто так гладит?». И выгладил мои брюки. Я запомнил этот маленький эпизодик на всю оставшуюся флотскую жизнь. Будет сегодняшний так называемый «дед» гладить молодому «салаге» брюки или флотский воротничок? Отдаст свою порцию каши? С таких мелочей начиналось воспитание высокой морской морали.
Или беспредельная, ставшая великолепной традицией доброта, сердечность ленинградцев, особенно женщин-блокадниц. К примеру, как я уже отмечал, нас, юнг, часто отправляли с пакетами в некоторые штабы, комендатуры и т.д. Однажды один из флотских командиров поручил мне, как посыльному, маленький пакетик занести жене, как сейчас помню, на Таврическую улицу. Меня приветливо встретила исхудавшая, изможденная женщина. Приняв письмо и передачку, женщина стала пытаться меня чем-то угостить. Я «мужественно», по-флотски стал отказываться. Так она буквально со слезами на глазах стала говорить: «Сыночек, умоляю тебя, съешь хотя бы кусочек…» Пришлось съесть. Так она еще вышла проводить меня, показать обратную дорогу. Это незабываемо.
Следует отметить и то, как нас отбирали потом в военные училища. Отбор был строгий, по желанию и по конкурсу. Теперешние иногда допускаемые «блатные» проскоки пресекались неотвратимо и жестко. А в наше Военно-морское политическое был отбор особенный. Теперь об этом иногда говорят с эхидцей и насмешкой как о пороках тоталитаризма. Принимали только коммунистов и заслуженных комсомольцев. Отбирали и проверяли по всем физическим и, особенно, морально-политическим характеристикам. Были, конечно, перегибы, но они были малозаметными и порой вызывали у нас хихиканья.
Скажем, направляют на дежурную работу по разгрузке угля или тяжелых брёвен с баржи на Неве. Работа не из приятных. Около недели что называется «вкалывали» на такой авральной работе. Иногда кто-то возмущался. А были мы тогда всего лишь «кандидатами» на зачисление в училище. Потом удивились, что некоторые хорошо сдавшие вступительные экзамены «кандидаты» не прошли по конкурсу. В их числе оказались «нытики», недовольные тяжелыми работами и т.п. Остальные усвоили: не ныть, даже когда очень хочется. Поучительно. В период службы и обучения было много подобного, запоминающегося. И такого, чего нет в современном военном училище.
К примеру, обращалось особенное внимание на воспитание чувства коллективизма, товарищества. Проводилось много читательских конференций, дискуссий, встреч со знаменитыми писателями, артистами. У нас практически каждую субботу и воскресенье проводились такие интересные мероприятия. К нам постоянно приезжали также герои войны и труда, видные политические деятели. Так, у нас неоднократно в гостях бывали такие знаменитые артисты, как Кадочников, Крючков, Черкасов, Шульженко, Хренников, Тарасова, Плятт, Раневская, Марецкая, Великанова и многие, многие другие. Практически не было знаменитостей, которые бы не побывали у нас на концертах или юбилейных встречах. Конечно, это были шефские, бесплатные встречи и концерты. Была прекрасная традиция коллективного посещения театров и музеев. Не было такого ленинградского театра, в котором мы не побывали по нескольку раз в порядке культпоходов (т.е. обязательно), так же, как не было таких музеев в Ленинграде. Каждый курсант должен был побывать во всех музеях, театрах. «Увиливание» от таких культпоходов осуждалось, подвергалось критике. Бывали иногда и такие юмористы из числа курсантов, которые умудрялись засыпать во время просмотра какого-либо классического балета и т.п. Практически еженедельно проводились вечера бальных танцев с приглашением «своих» девушек. Это теперь, в рыночный период, даже вечера отдыха курсантов в училищном клубе проводятся за плату.
Запомнился на всю жизнь выпускной училищный вечер. Не только потому, что единственный в жизни по такому поводу, но и потому, что был прекрасно организован. По-братски, сердечно, когда практически все выпускники - молодые лейтенанты - праздновали это пожизненное братство. И действительно, по сей день это братство сохраняется, дружба со всеми, кто остался ещё живым.
Никакого сравнения нельзя провести с современными «училищными выпусками», когда проводятся алкогольно-шумные соревнования и по улицам города группами «шляются» выпускники некоторых училищ, горланят, иногда похабные, песни. Стыдно даже нам, ветеранам, смотреть на такое падение нравов.
Форма одежды… Строго соблюдались правила её ношения. Формой гордились, и к людям в форме отношение было уважительное, почтительное. Это теперь некоторые воины её стесняются носить. И человека в военной форме на улицах города редко уже встретишь. Конечно, главная причина этого - заметные тенденции по развалу армии и дискредитации военного дела в стране.
После окончания училища - направление на Северный флот. Трудный, но, как считалось, престижный. В Мурманске в гостинице «Арктика», мы с женой приехали к ночи, мест не оказалось. Дело обычное. Сидим, ожидаем. К нам подошел, как потом я узнал, старший офицер, бывший командир знаменитого гвардейского эскадренного миноносца «Гремящий». Поинтересовался, какое училище я окончил и какое получил направление. И узнав, что мы будем сидеть в вестибюле гостиницы до утра, тут же пригласил нас в свой двухместный номер и уступил одну комнату. Вот так, по-простому, без показного великодушия, по законам «морского братства» он отнёсся к молодой чете. Такие же добрые моряки пригласили нас в попутный морской грузовичок доехать до Ваенги, теперешнего Североморска.
И таких примеров истинного морского братства и внимания друг к другу - много, практически вся военно-морская биография. Соседи по квартирам-коммуналкам становились близкими друзьями на всю жизнь до самой смерти. Сослуживцы, флотское начальство, даже попутчики в транспорте или терпеливые очередники в магазинах оставили лишь благодарные воспоминания о том времени, а главное, о людях военной и послевоенной поры.
Корабельная служба, морские походы, в том числе в Польшу, Германию, во Францию и т.д., поистине высочайшая культура наших моряков, и курсантов тоже, во время так называемых практик - лечебный бальзам на душу служебных воспоминаний. Нельзя не вспомнить с чувством величайшего уважения пусть редкие, но запомнившиеся на всю жизнь встречи с такими выдающимися людьми, как Косыгин, Шелепин, Гагарин, Титов, Жуков, Устинов, Горшков, Гречко, Егоров, Лобов, Исаков, Касатонов, Октябрьский, Сергеев, Юмашев, и многими другими. К сожалению, надо признать наш «российский» грех - короткую память о многих наших прославленных маршалах, генералах и адмиралах, Героях Советского Союза, о заслугах и подвигах и просто честном служении Отечеству. Наша щедрая на юбилейные торжества посредственных эстрадных «звезд» пресса, которую даже трудно назвать «нашей», и телевидение о них даже не заикаются.
Если я решился назвать свои короткие заметки в книге «Память о войне» «Откровением ветерана», то позволю сказать, что неприлично на ТВ смаковать физические недуги, даже политических противников. К примеру, сколько раз показали по телевидению падение во время схода с трибуны Фиделя Кастро?
Я, как и многие другие моряки-североморцы, запомнил сказочно героический облик Фиделя, его добрые сердечные беседы с моряками. Кому-то, скажем, не нравилась Индира Ганди, но многим нашим соотечественникам запомнилась её величавая индийская красота, ум. Много других примеров можно привести, когда из-за политической, и даже личной, неприязни иногда позволяют оскорбительно на миллионную аудиторию демонстрировать нравственную серость или обыкновенное хамство…
Такое заключение я делаю потому, что главными читателями этих заметок будут наши курсанты. Это разные люди. У них, особенно в период становления и формирования нравственной и морской культуры, бывают недостатки и даже пороки. Есть любители поспать во время лекции, иногда увильнуть от работы и т.п. Но не надо эти недостатки смаковать, считать их характерными и не видеть, сколько среди них замечательных молодых людей.
Уже тот факт, что большинство из них решили посвятить самую ценную часть своей жизни служению Отечеству, достойно похвалы и одобрения. Если бы я в этом не был уверен и убежден, я бы не стал писать эти записки, так как знаю, что многие ветераны готовы поделиться еще более ценными, полезными откровениями. И нынешние курсанты, будущие офицеры флота через много-много лет добросовестной службы будут иметь полное право, как будущие ветераны, гордо сказать: СЛУЖИЛ ОТЕЧЕСТВУ!!!