Нас он устраивал по логике шести предшествовавших ему ограничительных соглашений, касавшихся средств стратегической обороны и нападения. Уже тут возникает  двусмысленность: американцы считают, что изменившийся с тех пор миропорядок позволяет вывести за договорные скобки первый, следовательно, основополагающий договор - о противоракетной обороне. Образующуюся при этом международно-правовую пустоту они намерены заполнить частоколом противоракет - формально обращенных против Ирана и прочих «изгоев», но строящийся перпендикулярно гипотетической траектории наших ударных ракет. Повторим: ограничение именно оборонительных, а не наступательных вооружений, ставило стороны в такую степень уязвимости, которая не давала противнику шансов спастись при ответном ударе. Это и привело к сокращению ударных ракет с 10 до 3 тысяч единиц, а потом позволило уменьшить число их потенциальных целей. Размещение же по десятку «противоизгойских» ракет в Польше и на Аляске изначально обессмысливает, как мы считаем, весь военно-стабилизирующий пакет.
Когда готовили ДОВСЕ, в арсеналах НАТО и Варшавского Договора суммарно находилось 216 тысяч единиц наступательного вооружения - танки, прочая бронетехника, артиллерия, ударная авиация. На первых порах остановились на 157 тысячах единиц. Но, чтобы лишить условного противника возможности «спрятать» излишествующее вооружение на флангах, решили ограничить арсеналы сторон на Севере и Юге. Тем более что именно там СССР непосредственно граничил с натовскими Норвегией и Турцией. Мы получили фланговые квоты на 700 танков и 1300 артиллерийских стволов. Но с начала антитеррористической операции на Северном Кавказе возникла необходимость в увеличении, прежде всего, южной квоты - особенно по бронетранспортерам. На Стамбульском саммите Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в ноябре 1999 года параметры ДОВСЕ были уточнены. Нам разрешили увеличить число всех категорий «фланговых» бронемашин до 2140. Хотя считается, что новый договор подготовить легче, чем адаптировать старый.
Таким образом, повторно утвердился военно-политический парадокс: на момент заключения ДОВСЕ наш южный фланг прикрывали Румыния и Болгария, вооружение которых шло в зачет «восточного блока». Теперь же они оказались в западном. Более того, четыре фланговых страны НАТО - Словения, Латвия, Литва и Эстония к договору не присоединились вообще. С правовой точки зрения, им разрешено любое насыщение оставленных нами и возведенных впоследствии танковых парков и аэродромов. Все остальные натовцы договор не ратифицировали, хотя до недавнего времени в целом соблюдали. Так что в правовом смысле договор действует между Россией, Украиной, Белоруссией и Казахстаном, накладывая на них односторонние ограничения, что абсурдно по сути. Ратификацию договора натовской стороной (без уточнения, пойдут ли на неё прибалты со словенцами) Брюссель оговаривает выводом российских войск из Грузии и Приднестровья. Но ни там, ни здесь ударных группировок нет. Есть миротворцы, подпадающие под иные соглашения. Мы, ведь, не подводим под фланговые квоты западных миротворцев в Боснии и Косово! Да и в международно-правовом смысле вывод миротворцев возможен лишь при согласии всех сторон конфликта. Какое отношение к ним имеет ДОВСЕ?
После американского решения создать «легкие базы» в Болгарии и Румынии договор теряет даже формальное значение. Фактически нас выжимают из фланговых зон при троекратном превосходстве в ударных вооружениях на центральном направлении. Таким образом, ДОВСЕ из соглашения о военно-полевом паритете превратился в акт «военно-технической капитуляции» Москвы. Военное взаимодействие всегда отличалось от политического меньшей зависимостью от двойных стандартов: танк - он и есть танк - что тут политизировать? Сегодня нам предлагают, образно говоря, приравнять три «демократических» ствола к одному «тоталитарному».
Объявленный президентом Путиным мораторий на выполнение ДОВСЕ пока носит характер политического предупреждения. Для нас важнее другое: не ввязаться в «техническую» конфронтацию, не тратить деньги на материальное подтверждение нашей правоты. Скажем больше: НАТО, воспользовавшись договорной двусмысленностью, уже обрела техническое превосходство над Россией, от которого вряд ли откажется. И тем более воспользуется «мораторной паузой» для того, чтобы системно приспособить старый или обновленный ДОВСЕ к новой статистике. Но жизнь на этом не кончается. Обе стороны предпочтут предсказуемость спонтанности, и в этом смысле мы скорее заинтересованы друг в друге, нежели ищем, как друг друга уязвить. Поэтому за «подвисшим» ДОВСЕ скорее всего возникнет новый, менее обращенный к дипломатии уже подзабытых Шеварднадзе-Козырева.
Очевидна необходимость внесения в новый переговорный пакет «параллельных ценностей». Скорее всего, ими будут гарантии нашего политического участия в регулировании постъиракского и постафганского будущего после завершения одноименных и понятных по последствиям западных эпопей. Не поставлена точка и в косовском урегулировании, органично «переводимом» на «языки» Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии и Карабаха. Столь же «параллельного» внимания требует военно-политическая составляющая диалога Москвы с Пекином, с которой мы слишком осторожничаем. Но это ведь - важный военно-политический козырь! «Линкидж» - слово английское. Но на русский язык оно переводится без политических затруднений - увязка разнофакторных обстоятельств в интересах поставленной цели. Впрочем, едва ли не главным доводом в пользу восточно-западного паритета остается стабильность нашего энергетического роста, рисковать которой нельзя ни при каком договорном раскладе. Наши нефтедоллары и «газоевро» куда дороже стволов и гусениц. Другое дело - как одно отделить от другого, тем более что у нас и в Америке грядут выборы? Ответ на этот вопрос мы получим не ранее субботы 15 декабря.